Перед глазами беззвучным взрывом вспыхнула сверкающая стена из мельтешащих искр, а где-то справа клацнуло чем-то железным по рогу, разворачивая вбок и швыряя вниз...
Сердце молотилось, как отбойный молоток — но никто не добивал. Леха потряс головой. Стал подниматься — и по рогу снова стукнуло. Брзынь! Броневой наконечник рога скользнул по чему-то железному и тяжелому.
Из желто-бурой мути впереди и с боков проступали темные полосы. Вертикальные, метра через пол...
Сволочи! Неужели и тут все перекрыли?!
Леха шагнул назад, развернулся и побежал вправо, вдоль этого частокола. Слева, в желтой мути, бежали черные тени. Тени, тени, тени — как вертикальные шпалы какого-то сумасшедшего пути, протянувшегося прямо по воздуху. Никак не желая кончаться...
Муть впереди стала светлее, превратилась в прозрачный полог, истончаясь — и Леха рванул назад.
Прочь от прозрачного пространства, за которым — какие-то пятьдесят метров! — караулит человек в камуфляже. И крупнокалиберная дура, раззявившая свое дуло прямо сюда...
Прочь. Обратно под полог пыли.
Впереди и кроме охранника хватает неприятностей... Раньше, когда смотрел на нефтяную площадку с другой стороны, полог скрыл это невеселое зрелище. На северной стороне площадке уже стоял частокол.
Получается, они начали с восточной части вышки, и пошли по кругу — на север, теперь на западе...
Без частокола — только южная часть осталась? Но там нет песочной пелены, там все простреливается! Там тоже не подойти!
Стоп... Спокойно, спокойно...
А что, если...
С какого именно места на западе площадки эти сволочи начали обносить ее частоколом?
Леха развернулся и пошел обратно вдоль частокола. Теперь шпалы сумасшедшего пути шли слева, темные полосы в бурой мути...
С правого края тучи не пройти. А с левого? Если не выходить из пелены...
Что там, слева? Есть хоть маленькая щель? Между началом частокола — и левым краем пыльного шлейфа?
Кажется, когда смотрел с дюн, из пелены никакого частокола не торчало... Или не рассмотрел на фоне светящегося пыльного шлейфа?..
Леха бежал мимо вертикальных теней в мутной желтизне, — а жажда грызла изнутри, злая старуха с раскаленными стальными коронками.
Не должно быть там частокола. Не должно!
Муть вдруг истончилась, превратившись в тонкую вуаль — а за ней мелькнул человек в камуфляже, еще одна дура, скалящая сюда свое дуло...
Черт бы их всех побрал!!!
Леха отскочил обратно в муть, пока не заметили.
Дьявол, дьявол, дьявол! Хватило одного взгляда. Частокол выходил за пыльную завесу.
И что теперь делать?..
До пулеметчика — метров пятьдесят. По чистому прозрачному воздуху. На свету. Прямо на дуло крупнокалиберного пулемета... Верная смерть.
Черт бы их побрал! Что с одной стороны, что с другой — не подойти.
Разве что...
Дрожа от желания пить — господи, что угодно отдал бы за стакан воды! за глоток бы все отдал! — Леха пригнулся к самой земле и осторожно засеменил в край шлейфа. Выглянуть туда.
Чуть-чуть... Осторожно...
Только чтобы рассмотреть, сколько столбов за пределами пыльной завесы. Раз, два... три... четыре...
Господи, сколько же их там! Леха еще чуть-чуть продвинулся вперед — только бы вояка за пулеметом не заметил, тогда уж точно все! — и наконец-то увидел крайний столб. Седьмой, если считать от этого места, где еще можно спрятаться в пыли.
Чтобы обогнуть начало частокола, надо пройти налево эти семь столбов... Без прикрытия пыльной завесы...
Нет, не пройти.
И ветер, черт бы его побрал! Дует все в одну сторону, прямо на восток! Нет, чтобы чуть-чуть южнее подуть, разворачивая этой пыльный шлейф!Щурясь от песка, сыплющегося в глаза, Леха вглядывался в начало шлейфа — не развернет ли ветер его сюда? Хоть чуть-чуть?..
Но у ветра были другие планы.
Впереди, метрах в ста, надсадно выла бурмашина, выбрасывая в воздух весь этот песок. На миг отключилась, сдвинулась чуть в сторону, и снова завыла.
Делает ямы одну за другой, по кругу. Сейчас на западном краю площадки. Идет с севера на юг, и скоро завершит круг. Вся площадка будет огорожена частоколом...
Стоп! Ведь прежде, чем они завершат круг...
Когда бурмашина сделает еще несколько ям...
Шлейф тянулся по ветру расплывающимся конусом, начинаясь из струи песка, которую извергала бурмашина. И если сдвинется на юг бурмашина, эта струя песка, а вместе с ней и шлейф пыли... Весь шлейф...
Этот край пелены тоже сдвинется на юг. К тем балкам, которые не дают проскочить... Накроет и их песочной мутью. Правильно?
Господи, как же хочется пить!
Но Леха неподвижно лежал на песке, вглядываясь в работу.
Машина выбрасывала из ямы песок, выбрасывала, выбрасывала, выбрасывала — все из одной ямы! Уже целую вечность! Словно всю пустыню через эту яму решила вычерпать!
А жажда грызла изнутри. Яростно, до жара, до боли. Все сильнее и сильнее...
Леха стиснул зубы, чтобы не взреветь от боли — и отчаяния. Сколько же еще она будет над этой ямой? И сколько времени пройдет, пока она сделает их еще шесть?!
Машина наконец-то перестала выть и извергать песок. Чуть сдвинулась, и опять завыла...
Леха закрыл глаза. Невозможно глядеть на людей, суетящихся возле машины, на камуфляжников за пулеметами — так близко, в какой-то полусотне метров...
Минуты ада.
Эпохи.
Вечность...
Жажда заставляла вскочить на ноги и броситься вперед — на рабочих и камуфляжников, на эти ходящие сосуды крови, которая утолит и жажду, и избавит от боли. Всего полсотни метров до них, и все кончится! Конец мучениям. Всего полсотни метров!!!
Леха дрожал, но заставлял себя лежать. Терпеть. Ждать.
Всего пятьдесят метров, можно рискнуть... Вдруг не успеют среагировать? Могут не успеть... Можно рискнуть...
А если пристрелит, и выкинет в Кремневую долину? Тогда придется бежать снова сюда, и жажда будет только сильнее... И может быть, когда добежишь — частокол будет уже закончен.
И уж точно не получится прибежать вовремя в Гнусмас — чтобы встретить там Тхели...
Да не пристрелят!
Не успеют среагировать!
Да и неважно все это... Потому что невозможно лежать вот так, — когда прямо под носом все эти люди, полные крови, на расстоянии одного быстрого рывка...
Тело само собой поднялось, нацеливаясь на людей, полных крови — как поднимается головка цветка за солнцем.
Леха шагнул туда, выходя из-под прикрытия пыльной завесы...
...зеленые глаза, с дурашливыми искорками — под которыми разлит страх, холодный, вязкий страх, целый океан страха и отчаяния, — удерживаемый тонкой плотинкой последней надежды...
Леха стиснул челюсти, застонал — тело отказывалось отступать, нет, ни за что, только вперед, и пить, пить, пить! — но отступил обратно.
Лежать, сволочь!
Если выкинет в долину, то вовремя до города уже не успеть. Тхели уйдет, и Алиса...
Лежать. Ждать.
Бычье тело мелко дрожало, а сухой жар перехватывал горло. Господи, да ну все это к дьяволу... Всего один бросок, и...
Лежать!
Секунды ада, ползущие улитками.
Эпохи.
Вечность...
Мыслей уже не осталось. И не осталось в памяти, сколько раз поднимался, готовый броситься вперед, и будь что будет! — но все же останавливался. Заставлял себя рухнуть обратно на песок, скрипя зубами, молотя в него копытами, тыкался лбом, обдирая морду до боли, чтобы прийти в себя. Грыз песок...
И потихоньку полз вперед. Медленно, по чуть-чуть. По мере того, как бормашина ползла влево по гигантскому кругу, копая ямы, и вместе с ней смещался край пелены.
Муть скрывала крайние балки — одну, вторую, третью... шестую, седьмую...
И еще чуть-чуть, давая пелене скрыть хотя бы метр влево от крайней балки, там придется бежать...
Еще чуть-чуть.
Сколько выдержал. Сколько смог!
Ревя от боли, которую уже нельзя было терпеть — но теперь можно, можно, можно!!! — Леха вскочил и помчался вперед.
Пролетел мимо двух крайних столбов, уже превратившихся в темные полосы посреди бурой мути.
За последним свернул, выгибая голову вбок, чтобы рога смотрели не в стороны, а вниз и вверх. И боком, впритирку к столбу, продрался между ним — и краем пелены, который здесь уже редкий и прозрачный, тонкая вуаль...
Продрался мимо него, и нырнул обратно в полог пыли. В спасительную бурую муть. И стрелой помчался вперед. Теперь можно! Теперь можно!!!
Пролетел последние метры шлейфа, почти черного здесь — и выскочил под вой бормашины. В чистый воздух, будто звенящий от прозрачности, яркого света и раскрывшегося далеко-далеко вперед пространства...
Мелькнули рабочие комбинезоны, заляпанные нефтью. Удивленные лица... Они замерли, как дикие звери под светом фар...
Вот они! Бей любого и пей, пей, пей! Вот оно все, доступное, твое!!!
Скрипя зубами, Леха заставил себя рвануть мимо.
Пока — мимо. Чуть дальше. Вокруг рабочих — тараном снося людей в камуфляже.
Кто рванулся к своему пулемету, кто судорожно тянет за ремень, вытягивая из-за спины автомат...
Леха расшвырял их, как игрушечных солдатиков. Уже не разбирая, кто в камуфляже, кто в рабочем комбинезоне. Они вопили, они бежали, как тараканы, застигнутые светом. Разбегались прочь — но он догонял их и сбивал. Давил копытами, бил рогами.
Топтал, рвал — и ревел от ярости и облегчения...
Жажды больше не было.
Леха всасывал теплую кровь, густую, солоноватую, но пить уже не хотелось. Что-то внутри подсказывало: все, уровень жажды на минимуме. На самом-самом минимуме, который вообще бывает в движке игры.
А дальше пей, не пей, — ничего не изменится. На сутки напился до отвала, а напиться на больший срок здесь невозможно. Движку все едино, сколько выпьешь сверх суточной нормы. Через сутки спишет хоть десять тел, хоть двадцать, хоть сто, и опять навалится жажда...
Но Леха не мог остановиться.
Морщился от омерзения к самому себе, и все равно не мог остановиться. Слишком долго ждал этого момента. Слишком дорого обошлось это ожидание...
С хлюпаньем втягивал и втягивал в себя кровь. Из каждого трупа, до последней капли...
Вот теперь все. Всех высосал.
Бурмашина не выла, тягач не скрежетал. Тихо-тихо. Только шуршит ветер, да мерно вздыхает нефтяной насос, неутомимо качая нефть...
Желто-бурая пелена опустилась. Ветер рвал последние вуальки пыли, раскидывал их в стороны и уносил прочь.
Больше ничто не скрывало яростный свет прожекторных ламп. Они вырвали из темноты нефтяную площадку и окрестности, как огромную театральную площадку, на которой закончилось представление.
Лишь неподвижные машины и трупы...
И частокол, с трех сторон огородивший площадку. И можно спорить на что угодно, что днем эти упрямцы его доделают, оставив разве что проезд для машины. А может, и этот проезд сделают в виде длинного коридора, ограниченного по бокам таким же частоколом, и простреливаемого пулеметами со всех сторон... И пыли, за которой можно будет подкрасться, уже не будет...
Да уж. Наши медленно запрягают. Но уж если запрягли, то все, суши весла...
Леха тряхнул головой, прогоняя трусливую мыслишку. К черту, к черту! Это все — будет потом. Завтра!
А сегодня — Гнусмас. Гнусмас и Тхели!
Леха развернулся на запад, шагнул, разгоняясь... и замер.
Медленно обернулся назад и всмотрелся на запад.
За освещенной площадкой, за темными горбами дюн, на самом горизонте ярко светился желтый огонек, слишком желтый, чтобы быть звездой. А если приглядеться, то два близких огонька.
А, чтоб их... Нагнали все-таки!
Леха развернулся, кинул быстрый взгляд на звезды — все правильно, запад там! — и понесся прочь. Быстрее к границе света, в спасительную темноту!
Сквозь ветер пробилось ворчание мотора — далекое, но уже не так далеко, как хотелось бы. Но хотя бы свет прожекторных ламп остался позади...
Леха перевалил через гребень дюны, плюхнулся в песок и осторожно выглянул назад. Отсюда можно. Здесь уже безопасно...
Ярко освещенная нефтяная площадка лежала посреди темных дюн, как озерцо света в чаше кратера. Через другой край этой чаши перевалили злые глазки фар дальнего света. Качнулись вниз, бросив на темный склон длинные конусы света...
И почти встали.
Машина не пошла вниз, прямо к вышке. Вместо этого развернулась и пошла по склону гребни, едва-едва забирая вниз...
Леха хмыкнул.
Что, господа следопыты? Опять решили идти тупо по следу? Даже не сообразив, зачем прибежал сюда — к вышке! Дураку ясно, что в итоге-то следы упрутся в нефтяную площадку!
Но машина упорно шла по склону дюны, почти боком к площадке...
Ну-ну, следопыты. Сейчас опять завязнете в следах, как в той восьмерке.
А может, и на дольше. Там-то был глубокий песок, следы четкие. А здесь...
Машина въехала в свет прожекторной лампы, блеснула хромированным бампером. Тоже "хамми", как у городского патруля, только этот с иголочки. Нет пулеметной турели. Но вот все боковые дверцы сняты так же, как и у патрульного...
Джип проехал под ярким светом ламп буквально метров двадцать — и резко сбросил скорость.
Леха усмехнулся. Вот и все, бойцы законодательного фронта. Приплыли.
Отсюда не разглядеть, что именно их так смутило... но и так все понятно. Сколько ждал там, в семи балках от конца частокола? Долго, ох как долго... Наверно, не так долго, как это отложилось в памяти, но все равно достаточно. И все это время ветер гнал песок от бурмашины, запорашивая восточную часть площадки.
Только ребятки-то этого не знают. Бурмашина давно уже не гудит, и песочная пелена рассеялась...
Катили они по четким следам, сбегающим с дюны, катили... А следы потихоньку расплывались, сглаживались, становились все легче и незаметнее, — а потом и вовсе оборвались. Дальше бычок пошел по воздуху, аки по тверди небесной.
Джип скрипнул тормозами и встал.
А Леха повернулся к темноте и шагнул за гребень дюны... Но помедлил, еще раз оглянулся.
Нефтяная площадки и изначально-то была без планировки. Баки, перегонный аппарат, бочки с бензином, нефтяная вышка, сарайчик — все это не там, где положено, а где придется... Теперь же, когда на все это наложился еще и беспорядок суматошного возведения частокола...
Брошенная на краю бормашина и тягач. Сваленные тут и там в штабеля балки, выпиленные из стволов блиндажных дубов. По всей площадке кучки срезанных с них стальных сучков. Где срезали, там и оставили...
Сейчас Пупсу и его шестеркам придется вылезти из машины, и дальше ножками. Долго бродить между всеми этими кучами, отыскивая нужные следы и соображая, что же он тут делал и куда побежал потом.
Час форы, как минимум. Ну, полчаса-то точно...
В машине совещались, но никто не лез наружу, чтобы разгуливать среди бочек с нефтью, штабелей балок и кучек спиленных сучков.
Мотор заурчал громче, и машина сдала назад. "Хамми" повернул и поехал назад в темноту.
Леха замер, не веря своим глазам.
Надоело в следопытов играть?..
Или отчаялись ребятки? Вообще не поняли, что тут произошло, и почему следы вдруг пропали? Решили, что у бычка прорезались крылышки, бычок разбежался — и в небо? Поэтому и следы истаяли. Ну а поскольку летающего бычка им на джипе не поймать, то решили завязать с поисками?
Как они вообще в следах той восьмерки-то разобрались, умники? Случайно повезло, наверно...
Джип вскарабкался по склону дюны, но перед гребнем затормозил. Повернул и пополз вдоль гребня.
Леха склонил голову вбок. Какого черта они делают?..
"Хамми" неспешно полз вдоль гребня дюны. Два ярких луча фар тащились перед машиной, вырывая из темноты песок.
Леха сглотнул. Неужели...
Дюна кончилась, машина сползла по ее краю, чуть повернула — и взобралась на следующую дюну. И поползла дальше по крайним дюнам, огородившим нефтяную площадку, как бочки чаши.
Леха от души врезал копытом в песок.
И черт бы побрал этих сволочей! Все-таки додумались!
Как следы не путай, сколько узлов не накручивай, но если взглянуть на мешанину следов шире, — то всегда из этой путаницы выходит два конца. По одному пришел, по другому побежал дальше. Уже перестав путать следы. Туда, куда нужно... Тут главное, додуматься до этого, и очертить круг побольше...
Вот как они распутали ту восьмерку? И теперь...
Леха посмотрел под ноги. Следы тянулись в темноту, спускаясь по склону дюны внутрь чаши.
"Хамми" еще далеко отсюда. Ползет неспешно, доползет сюда не так быстро, но через несколько минут доползет. А самое паршивое в том...
Леха стиснул зубы и рванул в темноту, прочь отсюда, прочь от приближающегося бормотания двигателя.
Теперь никакой форы не будет! И больше их следами не запутать. Если сообразили раз, сообразили второй — все, теперь всегда будут так делать. Будут колоть как жареные фисташки все попытки запутать их следами.
Догонят, и...
...сумка, радостно звякающая отточенным металлом...
Леху передернуло.
Чертова сумка лысого...
Только и она — еще не самое худшее.
Если повезет, от нее еще можно убежать. Если нарваться на пулю в голову. Местная старуха с косой неплохая бабка, и с ней давно уже на короткой ноге. Вжик — и все, новая аватара.
Вот только не здесь, а в Кремневой долине! Полпустыни назад.
Полпустыни — и полночи! Весь путь до Гнусмаса заново?
Не успеть...
...золотистые волосы, дурашливая улыбка, — и отчаяние, затаившееся под озорными искорками в глазах...
Леха стиснул зубы и побежал быстрее. Так быстро, как только мог.
Шум машины за спиной приближался.
Ну нет, сволочи! Не возьмете.
Леха круто повернул влево. Пробежал метров сто по лощинке между дюн, и снова повернул. Теперь назад, параллельно своим следам. И снова поворот. Возвращаясь к своим следам метров за сто до того места, где повернул в первый раз...
Потихоньку сбавляя шаг. Спешить не стоит, потому что...
Из-за дюны вынырнули фары. На песок упали два длинных конуса света. Край светлого пятна — всего в каких-то десяти шагах!
Конусы понеслись дальше. Расплывчатый конец уже далеко слева, а справа — два злых глаза фар...
Леха побежал на них сбоку, разгоняясь.
Вдали от машины конусы света широко рассеиваются, но перед самыми фарами узкие-узкие... Сбоку к ним можно приблизиться совсем близко, и все равно останешься в темноте...
Фары неслись из темноты, словно сами по себе. Только фары и рев двигателя. Наконец-то проступила рама лобового стекла, за ней головы, освещенные огоньками с приборной панели...
Леха рванул изо всех сил, уже не стараясь ступать мягко.
Копыта громко шлепали по песку, даже за ревом двигателя могут услышать. Но теперь это уже не важно. Уже не среагируют. Не успеют! До фар каких-то пара шагов.
Леха прыгнул, подгибая все четыре ноги. Перед глазами промчались фары, рама лобового стекла...
В плечо врезалось зеркало заднего обзора и отлетело прочь, как игрушечное, а Леха нырнул сквозь снятую дверцу — внутрь машины.
Мелькнула лысая голова водителя, и тут же врезалась в броневые наросты на груди, в поджатые копыта. Над лысиной вспыхнул нимб, разлетелся призрачными каплями крови, — а Леха уже пронесся дальше. На ежик серебристых волос, на удивленно выпученные глаза...
Пупс попытался пригнуться, но поджатые к груди копыта врезали его в плечо. И вместе с ним Леха вылетел дальше в темноту. Рухнул грудью на песок, перевернулся через голову — в шее хрустнул и обожгло...
Леха взвыл от боли, покатился по песку, ничего не соображая. Сквозь шею протянулся жгут боли, перед глазами мелькают звезды, песок, снова звезды...
Уткнулся мордой в песок и остановился. В шее справа ужасно болело, — но живой, кажется. По крайней мере, в Кремневую долину не выкинуло. Вокруг по-прежнему пустыня.
Леха поднял голову.
Джип укатил дальше метров на пятьдесят и остановился. Некому больше жать на педаль газа. Фары были в склон начинающейся дюны, и песок перед машиной стал белым экраном — на котором чернел абрис машины.
А слева от джипа — вполне человеческий силуэт.
— Эй? — позвал Крыс, вглядываясь сюда. — Шеф?
Стоит живой и целехонький, над головой нет даже намека на нимб.
Леха скрипнул зубами. Водителя задавил сразу, Пупса выбил из машины вбок — а этого... Даже не зацепил, похоже. Как ехал на заднем сиденье, так и поехал дальше! Кажется, вообще не понял, что произошло?
Ладно, это поправимо...
Леха переступил через неподвижное тело и пошел дальше, обходя Крыса слева.
— Шеф? Эй! Шеф, ты живой?
Крыс вглядывался в темноту, но едва ли что-то видел, — за его спиной ярко светился песок под фарами дальнего света. Крыс на его фоне как на ладони. Фигурка в тире. А вот ему самому глядеть сюда... Как с освещенной сцены — в темный зрительный зал...
Крыс медленно пошел навстречу и все канючил:
— Шеф? Шеф?
Леха пошел быстрее, потихоньку разгоняясь на Крыса. Обходя его сбоку, за задом джипа. Прикроет своей тенью от отсветов фар...
Крыс дернул головой в сторону, прислушиваясь. Начал оборачиваться на звук всем телом, нерешительно вскидывая автомат:
— Шеф?..
От удара рогом в живот его согнуло, а над его головой набух кровавый нимб. И лопнул.
Тело тяжело осело на роге, и Леха шагнул назад, высвобождаясь из-под него.
Ну вот и все. Откатались, следопыты!
И можно надеяться, что теперь они отвяжутся. Должно же им когда-то надоесть получать плюхи? Сначала там, в реале. Теперь здесь, в игре... Должны отвязаться.
Леха обошел машину и побежал на запад. В город.
Огни города манили — господи, неужели добрался?! Неужели эта чертова бесконечная сумасшедшая ночь осталась позади?!
Вот он, город, рукой подать...
Леха с трудом сдержался, чтобы не рвануть туда сразу же.
Но нет, нельзя. Леха плюхнулся на вершине дюны, внимательно оглядывая окрестности. Теперь главное — патрулю не попасться. Хитрые, гады, не зря зарплату получают...
Опять носятся где-нибудь вокруг города? С дюны на дюну, и конусы света прыгают в темноте, будто сами по себе? Ну, где этот полет пьяного шмеля?
Что-то нигде не видно... Так, а это что?
Если бы не вглядывался специально, то и не заметил бы. Мимо крайних домов, по самой границе города и пустыни ползли два тусклых огонька.
Подфарники, что ли? Едва-едва включенные?
Но если это машина, то почему тогда так медленно?
Огоньки поравнялись с концом главной улицы, вползли под отблески от уличных фонарей — и да, это был "хамми" патрульных. Полз медленно-медленно. Без фар дальнего света, без габаритных огней. Лишь два слабых фонарика на под бампером, освещающие песок перед самой машиной, всего-то метров на пять вперед.
И за турелью пулемета никто не стоит. Второй патрульный сидел рядом с водителем. И, прижавшись к лобовому стеклу, жадно вглядывался в песок перед машиной.
"Хамми" миновал конец улицы, освещенной рыжими фонарями. Заполз за угол дома и растворился в темноте. Остались лишь два тусклых пятна света, медленно ползущих по самому краю города.
Хм... Следы чьи-то высматривают?
Ладно! Наших следов нет, так что опасаться нечего. Пусть ползут дальше. Такими темпами они будут ползти вокруг города часа два. Снова сюда приползут нескоро. Можно о них пока забыть.
Так, с патрулем ясно. Этих можно не опасаться. Теперь что с Тхели? Где наша ведьмочька-спасительница?
Еще темно, но это уже предутренняя темнота. Ночная жизнь позади, улицы пусты, — и от этого свет фонарей и неона какой-то холодный, еще более искусственный. Фальшивый.
Хотя нет, кто-то еще ходит...
Человек в комбинезоне. Комбинезон зеленый, но не камуфляжный. Не то вроде рабочего, не то какая-то странная униформа. На груди и на спине нашивки, как номера у спортсменов. Жаль, не рассмотреть отсюда, что там написано... Через грудь перекинут ремень от сумки, которая болтается на боку.
Человек медленно шел по главной улице. Перед каждым домом останавливался, вытягивал лист из сумки на боку, и клеил к стене. Объявления?
А, к черту! Какая разница! Это все не важно... Где Тхели?
У выхода из "Тупичка Церберов" никого. Может, раньше пришла, и надоело ждать, пошла в магазин?
В магазинчике "Гнусмас Централ" горят окна, но за стеклами витрины. Ни черта не разглядеть, что внутри!
Леха задрал голову и обернулся назад: что у нас по звездам выходит? Пара часов до рассвета... Ну, может, чуть больше...
А что, если Тхели притащится сюда опять под утро? Или еще позже, когда сюда и народ повалит, и от света будет некуда деваться?..
Скрипнуло — далеко внизу, в городе, но в ночной тишине звуки разносились далеко-далеко, — и Леха тут же обернулся к городу. Жадно вгляделся в двери "Тупичка.
Но это была не Тхели. Оттуда показался мужик в голубоватом камуфляже и в бронежилете, за спиной ствол. Поглазел по сторонам, не спеша спустился по длинной лестнице. Еще медленнее, словно не знал, куда идти, подошел к стене и встал там.
Объявления читает, что ли?
Мужик поглядывал на объявления — но так, вполглаза. То и дело оборачивался на крыльцо. И, кажется, уходить никуда не собирался...
Намазано тебе там, что ли, сволочь?! Как нарочно встал! Выйдет Тхели — а он там стоит, и всю улицу просматривает!
Снова скрипнула дверь, и Леха стиснул зубы от досады.
Вот сейчас выйдет Тхели... и что? Как к ней подойдешь, пока этот мужик здесь крутится?! А она еще, не дай бог, решит, что раз бычка сейчас нет, то и прошлой ночью — так, случайно был... И не станет ждать. И уйдет. И что тогда?!
Но вышла не Тхели. Еще один парень в камуфляже. Двинулся вниз по лестнице, а из дверей тут же показался еще один.
Все трое в одинаковом голубоватом камуфляже, одного роста, почти братья-близнецы, — только оружие разное. У двоих автоматы, у третьего снайперка. Сгрудились у стены дома, возле объявления.
Леха зашипел сквозь зубы, от души лягнул песок. Черт возьми! Да что там такое-то?! Вы что, целый взвод там соберете, под дверью у "Тупичка Церберов", — когда вот-вот Тхели может придти?!
Камуфляжники щелкали пальцами по объявлению, что-то показывая друг другу. Доносился смех, обрывки слов — кажется, наши, русские...
А потом все вместе ушли куда-то за "Тупичок Церберов", по боковой улице. Ну слава богам!
Почтальон тоже куда-то делся. Снова тихо-тихо, никого. Время словно остановилось. Секунды — ленивые черви, зарывающиеся в вечность...Минуты — обожравшиеся мгновениями питоны...
После такой сумасшедшей ночки, наверное, должен был бы наслаждаться мгновениями тишины и спокойствия. Расслабиться и получить удовольствие, если уж от тебя ничего не зависит.
Только это-то и мерзко, что ничего от тебя не зависит! Потому что расслабиться можно. И ждать тут до самого утра — тоже можно... Но если Тхели не придет?!
Звук.
Леха вскинулся, уставился на дверь — но это не скрип двери. Леха покрутил головой, лучше ловя направление. Звук мотора, что ли... Патруль?!
Железно заскрипело, — где-то далеко слева, в мешанине крошечных домиков на окраине города. Звук мотора стал громче, а между темными коробками пробились отблески фар, — холодно-голубоватые.
Заметались, приближаясь к центральной улице, к свету фонарей. Показалась потрепанная колымага.
Не "хамми", нет. Куда меньше по размерам, просто небольшой джип. И опять все дверцы сняты. Мода у них тут такая, что ли?
Внутри те трое, в голубоватом камуфляже. Проскочили центральную улицу, скрылись между темными коробками. Потом свет фар показался уже на восточной окраине, выполз за дома — и, разгоняясь, полезли на дюны, в пустыню...
Куда-то на восток. А что там, прямо на востоке? Вроде, сплошь пустыня. К изумрудным горам — южнее надо забирать. А прямо на восток — там же только пустыня. До самой стены, за которой Кремневая долина. Хотя там еще и Блиндажный лес. Хрюшкам подарочек? Или сатиру?