ФЕМИДА OVERCLOCK — 11/25

Иван Тропов
ФЕМИДА OVERCLOCK
ГЛАВНАЯ                     
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ДАЛЬШЕ -->



— Эй! — заорало за спиной.
Крыс вопил так, словно его резали. Леха начал рефлекторно оборачиваться на этот крик...
Но так и не обернулся. Глаз поймал какое-то движение за спиной лысого, — а в следующий миг через эту лысую голову что-то перелетело.
Стукнулось о щебенку под ногами у Пупса, металлически лязгнув. Подскочило, упало чуть дальше и покатилось по камням.
Темная штука размером с кулак. С рублеными боками, с рычажком на боку...
Раз! — начал отсчет кто-то внутри головы, вбитый туда за годы тренировок...
— Ложись! — заорал Пупс.
Он дернулся назад, но тут же крутанулся на каблуках вбок и бросился в воду. Лысый уже прыгал в воду, только в другую сторону от перемычки...
Леха тоже дернулся к воде — это единственное спасение...
Но какая-то мысль вклинилась в голову, не давая этого сделать. Странная, но важная. Леха уже почти завалившись вбок, уже почти оттолкнулся, чтобы со всей силы прыгнуть в воду, — но замешкался.
На берегу озера стоял сатир и яростно блеял, — оратор, которого все отказались слушать. Выпрямившись во весь рост, он все блеял, а маленькие ручки взметнулись над головой в каком-то странном непристойном жесте. Левая рука сжата в кулак, но не очень туго. А сбоку, в дырочку между согнутыми пальцами, он впихивал и выдергивал указательный палец другой руки, как шомпол в ствол ружья...
Два! — отсчитало в голове...
Пупс и Крыс рухнули в воду, выбросив целый фонтан брызг. И надо тоже в воду, за ними, потому что замедлителю гранаты осталось меньше секунды...
Но Леха стоял, не двигаясь. Замер, как подвисший компьютер.
В голове никак не стыковалось: мужики бухались в воду, им до сатира дела не было — но тот все яростно блеял и совал палец в кулак. И совершенно не собирался прятаться от взрыва...
Граната перестала катиться по камням. И теперь, когда она замерла -достаточно одного взгляда, чтобы все понять. Даже с трех метров.
Леха рванул вперед, прямо на гранату.
Три! — досчитала какая-то часть мозга.
Рефлексы вопили, что так нельзя, что надо в сторону, что надо на землю, — но Леха проскочил над гранатой, подставляя беззащитное брюхо...
И ничего не случилось. Предохранительного кольца в этом зеленоватом полумраке, конечно, не рассмотреть, — но это и не нужно. И так ясно, что оно там. Рычаг-то прижат к корпусу!
Леха промчался над гранатой, и понесся дальше по перемычке. Оставляя позади и Пупса, и лысого, и...
Из-за спины ударила очередь. Крыс все-таки среагировал.
Но слишком неточно. Фонтанчики воды взметнулись далеко справа. Даже не понять, по кому целился, — может быть, и по сатиру.
Леха вылетел на берег, и справа присоединился сатир. Скакал рядом, размахивая ручками. Он все что-то вопил, но движок игры не давал ему выговаривать слова. Игроки слишком близко.
Да и без его воплей все понятно — быстрее вперед, к стене и проходу в пустыню!


Скальная стена...
Господи, да сколько же до нее еще?! Леха поднял голову — ну где ты, черт бы тебя побрал?! — и тут же споткнулся, рухнул на правое колено. Зашипел от боли.
Сзади коротко простучал "бизон", пули раскололи камни правее. На этот раз совсем близко. Пупс и Крыс быстро нагоняли. И скоро...
— А-а!.. — почти зарычал сатир, от досады всплескивая ручками. — Вставай!
Мог бы бежать быстрее, уже давно спрятался бы где-нибудь за камнями — но он упрямо подстраивался под Леху.
Вот и теперь. Ухватил за правый рог и, тужась, потянул вверх своими крошечными ручонками, словно и вправду мог поднять бычью тушу весом под две тонны.
— Вставай, зараза! Быстрее!
Леха поднялся и пошел дальше, разгоняясь. Побежал. Чертовы камни так и норовили вылететь из-под копыта, едва перенесешь на него вес...
Снова простучал "бизон", пули ударили под ноги, с визгом срикошетили вверх перед семой мордой.
— Уходи! — бросил Леха. — Догонят.
Игроки уже совсем близко. Лязг подкованных сапог пробивается даже через топот собственных копыт. "Бизоны" для прицельной стрельбы не предназначены, но тут уж почти в упор получается. Каких-то метров сорок...
— Слюни подбери! — рявкнул сатир. — Сал-лага... Прорвемся!
Неуловимым движением он пригнулся, подхватив в земли камень — так быстро, словно и не наклонялся. Пробежал рядом с Лехой еще пару шагов, и вдруг остановился. Обернулся назад — как-то лениво, медленно, будто на показ, — стиснул правой рукой верхушку камня, словно свинчивал колпачок или что-то срывал. Старательно замахнулся и швырнул назад. В набегающих игроков.
— ...жись! ...землю! — донес ветер два голоса.
Сатир уже несся дальше. Леха тоже не переставал работать ногами. Скосил глаза на сатира. На боку у него болталась натуральная граната. Мог бы и ее швырнуть. Нашел время, чтобы экономить, коробочка! А если заметят, что это не граната была?!
— Быстрее, быстрее! — прошипел сатир.
— И так уже... — прошипел Леха. Камни так и норовили вылететь из-под копыт.
— Сука! — донесло сзади, и в голосе Крыса звучала самая искренняя обида. — Да он камень бросил, падла!
Загрохотало — длинно, зло, от души. Пуль двадцать. Засвистело над головой, ударил сноп искр из камней справа, впереди, еще, еще...
Леха вжал голову в плечи, не переставая работать ногами. Напрягает, но не опасно. Слишком далеко. Отстали, пока валялись на земле.
Но ненадолго... Топот за спиной все отчетливее.
Леха бежал, как мог — вон уже скальная стена! Можно даже щель рассмотреть. Метров двести до нее...
Опять загрохотал "бизон". Свистнуло над головой, чиркнуло по броневому наросту на боку — и...
Даже не почувствовал удара, но задняя левая нога словно пропала. Стала чужой. Подогнулась, отказываясь держать вес. Леха со всего ходу рухнул на камни и проехался по ним, обдирая живот.
Взвыл от боли. Бычья аватара издала рев, от которого заложило уши.
— Да чтоб тебя!.. — зашипел сатир, стиснув кулачки и тряся ими над собой от избытка эмоций. — Вставай! Совсем чуть осталось!
Обернулся назад, замахиваясь.
— А, клоун хренов?! — тут же откликнулся Пупс. — Ну, давай сюда свою пустышку, козел!
Снова загрохотал "бизон". Пули секли искры под самыми копытами сатира. Он запрыгал, как на углях стоял, но все же извернулся и швырнул подарочек. И пригнулся.
— Вперед! — рявкнул Пупс. — Опять пустышка!
— Да ясно...
Лязг сапог о камни — и взрыв.
Ударил по голове, как молоток, хоть и в нескольких десятках метров позади. Тугая волна окатила круп.
Леха попытался подняться. На трех ногах. Похоже, заднюю левую всерьез перебило...
Рядом вставал сатир. Оглянулся назад и досадливо сморщился:
— Вот ведь броней затарились, лоббисты гребаные...
Леха оглянулся.
Граната взорвалась где-то между ними — Пупса и Крыса швырнуло в разные стороны. Но не убило.
Пупс перевернулся с живота на спину, сел, очумело оглядываясь. Вполне живой и целый, лишь нимб над головой налился тревожным оранжевым цветом, да бронежилет больше не выглядел с иголочки. Чистенькая зеленая парусина, аккуратная и ровная, будто выглаженная, — теперь превратилась в изорванную тряпку.
Крысу досталось больше, его нимб стал красным... Но ведь все еще есть, не рассыпался кровавым фейерверком! Черт бы побрал их бронежилеты!
— Да давай же, твою мать! Вставай! — Сатир уже тянул Леху дальше.
Приволакивая заднюю ногу, Леха захромал к скале. Медленно, до ужаса медленно!
Но сзади тоже не летели ветром. Там матерились и топтались почти на одном месте. Искали выбитое взрывом оружие, содранные с пояса запасные обоймы...
Вот и расщелина.
Леха остановился, пропуская вперед сатира — он бежит быстрее, так пусть идет впереди. Если догонят, хоть сможет убежать. А то запрет его крупом, если пойдет сзади...
— Давай, чего встал! — рявкнул сатир. — Пошел отсюда!
— А ты?..
— Пошел отсюда, говорю!
Сатир подтолкнул, но Леха не пошел. Все стоял, пытаясь рассмотреть за этими глазками то, что раньше не рассмотрел.
— Спасибо.
— Спасибо... — процедил сатир сквозь зубы. — Твое спасибо в карман не положишь и в стакан не нальешь! В следующий раз лучше меня слушай, а свою пасть меньше разевай! Предупреждал же: никому ни гу-гу, никому, за что попал! А-а, что теперь!.. — он от души махнул на Леху рученкой. — Ну все, пошел! Не для того тебя вытащил, чтобы ты им опять попался!
Крыс уже нашел свой "бизон" и теперь стоял, поглядывая то на Леху с сатиром, то на шефа — нетерпеливо. Пупс зажег фонарик и крутился на одном месте, что-то отыскивая среди камней.
— А ты? — спросил Леха.
— А я на скалу! Черта с два они меня там достанут. Да и тебя прикрою, камешки в них покидаю, пока они по расщелине попрутся.
— А если начнут медуз вылавливать?
— Не начнут! Они по твою душу пришли. Да и откуда им знать про медуз... Первый раз здесь. Вон, скины выбирают, как сопливые малолетки...
Пупс наконец-то нашел, что искал. Закинул "бизон" за спину, подтянул рукав на левой руке — и что-то воткнул себе в руку. Нимб над его головой пожелтел, налился ярко-зеленым — и стал темнеть, истончаться...
— Ну все, легкой смерти! — сатир хлопнул Леху по крупу, подталкивая.
— Легкой смерти...
Леха еще раз признательно покосился на сатира. На скалу-то он залезет, да. И все-таки не хотелось бросать его тут одного...
Леха вздохнул, шагнул в расщелину...
— Эй, стой!
— Что? — обернулся Леха.
А глаза сами собой нашли игроков. Теперь уже Крыс вкалывал себе что-то, и его нимб стремительно зеленел. А над головой Пупса нимба вообще уже нет. Жив и здоров на все сто процентов. А метрах в ста за ним, в зеленоватом свечении озер, бежал лысый — зомби с сумкой, где клацает железо. И даже здесь, у самой расщелины, от этого клацанья мороз по коже...
— Ты кому рассказывал, за что сюда попал? — спросил сатир. — Клыку, тому борову с кольцом, так? А еще кому? Девке своей пернатой рассказывал?
Леха мотнул головой:
— Нет.
— Точно?
— Точно.
Сатир прищурился, разглядывая Леху. Сплюнул сквозь зубы.
— Ты вообще улавливаешь, что шутки кончились? Что дальше будет не по-детски?
— Да точно! Только Клыку. Я думаю, это он им...
— Не надо тебе думать! — взорвался сатир. — Меня лучше слушай, и все! А думать тебе не надо! Думает он... Кто бы тебя научил, интересно...
Пупс и Крыс двинулись к расщелине, и сатир хлопнул Леху по крупу:
— Ладно! К вечеру эти раздолбаи выдохнутся и свалят в реал. Тогда возвращайся, дело есть. А теперь пшел отсюда, парнокопытное!
Он вскочил на выступ в каменной стене, и легко пошел карабкаться вверх. Уже не сатир, уже расплывчатая тень между камней...
Леха втиснулся в расщелину и побежал, с хрустом выдирая броневыми наростами крошки из стен. На сатира надейся, а сам не плошай...
Полная темнота расщелины кончилась, и тут же налетел ветер. Поцеловал шершавыми сухими губами, резанул глаза крупинками песка, — но Леха улыбнулся.
Свобода!
Здесь уже не догонят. Здесь для бычьей аватары раздолье...
Побежал прочь от стены, прислушиваясь к ночной тишине, тихому шуршанию ветра в ушах, шороху песка под копытами, — и тому, что позади. Как там, в расщелине? Продираются?
Один раз сорвался камень — высоко, с самого гребня скальной стены, наверно, — зацепив по пути вниз еще дюжину-другую. По расщелине прокатился дробный грохот, и еще долго прыгало эхо.
И все.
Ни выстрелов, ничего. Испугал их сатир?
Леха облизнул губы. Жажда потихоньку пробуждалась.
Надо быстренько к вышке, нажраться кровушки, — Леха поморщился, но что делать? без этого тут никак, — и быстрее в город. К Тхели.
А, черт! Тхели...
Леха покосился на плечо. Тускло мерцал броневой нарост. В мелких царапинах, покрылся налетом скальной крошки, — это пока продирался в узкой расщелине, — и только. Дракончик остался на трупе прошлой аватары. Где-то возле первого прохода, если еще не разложился.
А без дракончика... Рассмотрела она его прошлой ночью?
Может быть. Очень хотелось бы в это верить.
А если нет? С ней же не заговоришь просто так, словами-то ничего не объяснишь... Ч-черт!
Леха повернул и побежал на юг. Туда, где скальная стена переходила в изумрудные горы.
И встал.
Месяц где-то за скальной стеной, если еще не свалился за горизонт. Здесь только звезды вверху, света совсем немного. Но теперь, когда прямо мордой уткнулся...
На идеально ровном, зализанном ветром песке — цепочка следов, сбегающих с дюны куда-то в темноту. Леха повел мордой, продолжая их, пусть и невидимые...
К скальной стене. Забирая наискось, куда-то к расщелине. Откуда только что вылез.
Лысого следы?
Хм... Неужели от самого города на своих двоих топал?
А те двое, Пупс с Крысом? Их следы где? Не поделились же они у самого города, чтобы топать через всю пустыню к двум разным проходам?..
Леха прошел по следам вверх. Перевалил гребень дюны, и от досады зашипел сквозь зубы.
Метров на двадцать ниже гребня, в этой безлунной темноте это довольно много, — но тут трудно не заметить. Два черных следа, сплошных, с канавками песка по краям. Рельсами протянулись с юга на север.
В одном месте пошире, и оттуда-то и шли следы лысого. Притормаживали, чтобы высадить его? А потом разгонялись...
Лысый потопал к этой расщелине. А Пупс с Крысом понеслись на машине к северной?
Леха медленно обернулся к стене. Черная полоса над горизонтом, где нет ни одной звездочки. Где-то там и расщелина...
Но ни отблесков фонарика оттуда, ни звуков. Ни разрывов, ни выстрелов, ни криков. Ничего.
Может быть, это потому, что сатир не дал им пройти через эту расщелину.
А может быть, не так уж они и рвались, выйти в пустыню именно здесь. Должны понимать, что по песку они его на своих двоих не догонят. Может быть, сразу пошли к тому проходу, где оставили машину. А сатир так и прикрывать эту расщелину?..
Черт бы их побрал вместе с их машиной!
Леха от души врезал копытом в песок и помчался на юг.
Сколько им идти от одной расщелины до другой? Потом вдоль стены, пока не уткнутся в его следы. И...
Черт, черт, черт! Форы не так уж и много, минут десять от силы!
Леха несся вперед.
Копыта стучали в песок, а в ушах завывал ветер. Вдруг взвыл громче...
Леха крутанулся и встал, вглядываясь в темноту позади. Но лучшей фар не видно.
Ветер в ушах стих. Всего лишь ветер, не шум мотора.
И все равно все тело била мелкая дрожь.
Не от страха сейчас — с чего бы? Нет, это другое. Химическое эхо того, что случилось по ту сторону стены, в Кремневой долине...
Здесь игра, здесь виртуальная бычья аватара. Увечья, нанесенные здесь, ничего не стоят, — но боль-то реальная. Шок. И встряска тела — реального тела, которое где-то в кресле в центре Москвы... Мозг реагирует на этот шок. И заставляет реагировать тело. В кровь — реальную кровь — хлынул адреналин, врубая организм на повышенные передачи...
Теперь опасность прошла, адреналин прогорел, — но осталась переполненная гормонами кровь. Перегретый, стучащий заклепками организм, никак не успокаивающийся, все не приходящий в норму...
Знакомое мерзкое чувство. Адреналиновое похмелье.
Леха стиснул зубы и побежал на юг.
А ветер издевался. Шумел в ушах, шуршал песком, налетал тревожными порывами, — заставляя замирать и вслушиваться...


Черная полоса над горизонтом поднялась выше, распалась на иззубренные шпили и провалы. Скальная стена переходила в изумрудные горы.
Леха пробежал по впадине между дюнами, начал взбираться на очередную. Последнюю, наверно. Гнездо гарпий уже близко...
И крутанулся назад. На новый звук, что вплелся в привычный шум в ушах...
На этот раз не просто шум ветра! Нет, не просто...
Леха замер, широко раскрыв глаза — да только все равно ни черта не видно. Темно, хоть глаз выколи.
Лишь еле угадываются собственные следы в ровном, как гладь моря, песке. Метров на десять... Потом темнота скрывает все. Лишь темнеет хребет дюны, проглотивший кусок звездного неба.
С выключенными фарами подобрались, сволочи?
Только как же они по следам-то шли тогда, без света...
Леха шире открывал глаза, вслушивался в свист воздуха, но... С какой стороны приближается звук?
Чертовы дюны вокруг, плодящие эхо за эхом! Звук наваливается со всех сторон. Кружится вокруг тебя. Будто бы вообще сверху идет...
Закрывая звезды, скользнул кусок тьмы, Леха шарахнулся в сторону — но это была не машина.
Что-то стукнулось в песок, побежало, хлопая крыльями. Гарпия.
Но не Алиса, а другая. Та черная.
Леха раздраженно выдохнул. Ч-черт... Вот ведь напугала-то! Патрулирует она тут, что ли? После вчерашнего решили дозор выставлять?
— Привет, — буркнул Леха и засеменил дальше.
— Стой, — бросила гарпия.
Голос хриплый, грубоватый. И двигалась она... Леха поморщился. Бывают девочки, что любят синие джинсы в обтяжку, чтобы лучше попкой вилять, — но есть и такие, что предпочитают грубые черные, мужского фасона.
— Что? — нахмурился Леха.
Гарпия подошла ближе. Походка такая же, как голос. Твердая, тяжелая. Мужицкая.
— Стой... — тихо повторила гарпия, почти шепотом. Оглянулась.
О, черт... Опять?!
Леха проследил за ее взглядом — в темноту, куда-то к скалам, ничего не рассмотреть, — и пригнулся к песку.
— Он?.. — спросил тоже шепотом. — Опять он?
— Не он, ты.
— Я?..
— Да, ты! Зачем пришел? Улыбок захотелось? Тепла доверчивого?
— Э-э...
— Покомандовать? Значительность свою почувствовать?!
— Я... — начал Леха, но гарпия выстреливала слова как из пушки:
— Что ты ей наврал? Что поможешь выбраться отсюда?
Леха открыл рот, но гарпия опять не дала ничего сказать:
— Ну да, сейчас она расцвела, как цветок. Собирай горстями ее радость и доверчивость! А ты подумал, что с ней будет потом? Когда ты сгинешь без следа, а она останется тут одна, с разбитым сердцем и лохмотьями надежд?
— Подожди... Я...
— Не смей врать!!! — зашипела гарпия. — Не смей врать — мне! Я вас всех насквозь вижу! Наплетете с три короба, и в сторону! — Она надвинулась на Леху: — Уходи! Уходи сейчас, пока не поздно! Сейчас она еще выдержит. Не пытай ее больше, сволочь! Уходи!
— Но...
— Никто отсюда не выбирался! Никто, понимаешь? Брось эти сказки! Если хочешь обманываться, обманывайся, — только ее не пытай ложной надеждой, сволочь! Если ты...
В темноте зашуршали крылья, и гарпия замолчала. Окатила Леху взглядом, полным презрения и ненависти, и шагнула в темноту.
На песок упала Алиса. Пробежалась, хлопая крыльями и гася скорость.
— Лешка! — радостно выдохнула Алиса, чуть хрипловатым после сна голосам. — Ты!
В стороне пробежала по песку черная гарпия, оторвалась от земли, заложила вираж в темноту.
Алиса покосилась на шум крыльев и нахмурилась:
— А... А что тут у вас было? — Алиса поглядела на Леху, и еще больше нахмурилась. Смущенно закусила краешек губы. — Олька тебе нотации читала?..
Леха неопределенно дернул головой.
— Леш, не обижайся на нее. Она... Ну...
Алиса замялась, подбирая слова, а потом и вовсе замолчала — уставившись на Леху.
— Леш?.. Что-то случилось?
Под ложечкой предательски заныло, ноги опять мелко-мелко задрожали. Леха выдавил улыбку:
— Да нет... Так, пустяки...
— О, господи... — Алиса обошла сбоку. Присела, коснулась броневого нароста на плече. Свежего и без всякого дракончика. Вскинула глаза на Леху: — Ночью?.. Кто это был?
Леха с трудом удержался, чтобы не отвести взгляд.
Да, в ее глазах был огонек надежды — на самом-самом верху. А за ним...
— Это из-за Тхели? — почти прошептала Алиса. — Да? В городе? Там ничего не све...
— Эй, эй, эй! — оборвал ее Леха. Заставил себя улыбнуться шире, хотя это было и не просто. — Ну-ка отставить паникерские настроения! На ночь одну оставил, и вот пожалуйста...
Кажется, на этот раз получилось.
Алиса опустила глаза и смущенно улыбнулась.
— Ну да... Вот такая я вот пугливая... — Она дурашливо шмыгнула носом, изображая маленькую девочку.
Леха рассмеялся — на этот от души. Вот только холодок под ложечкой никуда не делся...
— Все будет хорошо, Лис.
— Ага, — Алиса вздохнула, и дурашливо кивнула, этак совершенно покорно. Ну разве может слабая женщина спорить, когда мужчина говорит, что все будет хорошо?
Слишком уж дурашливо. Как будто боялась, что если перестанет шутить, то... Леха дернул головой, отгоняя предательскую мыслишку.
— Ты в город сейчас? — спросила Алиса.
— Да. Только... — Леха замялся. Повернулся к Алисе плечом. — Нарисуй мне дракончика еще раз, а то...
Страх в ее глазах никуда не делся. Лишь затаился за дурашливыми искорками, — на время. А теперь опять вырвался. Холодный, вязкий страх. Почти отчаяние...
— Ты же говорил, она видела... — ее голос задрожал.
— Видела. Но на всякий случай... Мало ли...
— Леш, что случилось?
— Да ничего, Лис... Так, мелочи...
— Лешка, не партизань! Что случилось? Леш!
— Да все нормально, Лис. Ну правда. На игрока в темноте напоролся случайно...
— Правда? — она ловила его взгляд.
— Лис... Ну!.. — Леха примиряюще рассмеялся. — Ну ладно тебе... Ну из мухи слона, честно слово. Ну правда ничего особенного...
— Честно-честно? — в ее голосе появились дурашливые нотки маленькой девочки, до ужаса доверчивой.
— Честно-честно, — в той ей сказал Леха.
И выставил правое плечо.
Алиса провела по броневому наросту крылом, счищая каменное крошево. Заскрипела кончиком пера, вычерчивая в броне канавки.
Равномерные движения в плечо успокаивали, убаюкивали.
Конечно, все вокруг — всего лишь движок, и все же... Словно она рядом.
Леха закрыл глаза. Так не видно аватар. Лишь касания по плечу. И словно чувствуешь тепло ее рук...
— Странно получается... — сказала Алиса, и даже с закрытыми глазами почти чувствуешь ее мягкую улыбку.
— Что? — тихо пробурчал Леха, не открывая глаз.
— Ты для меня Тхели ищешь, а я тебя бритвой. Режу и пилю. В самом прямом смысле... — И вдруг посерьезнела: — Не больно?
— Нет, — мотнул головой Леха.
Больно? Вот уж что угодно, только не больно... Через броневой нарост касания становились мягкими и приятными. Как и ее голос... И слова. И то, как легко с ней...
Леха вдруг сообразил, что улыбается. Совершенно по-дурацки, наверно. Но ничего с собой не поделаешь, -
хорошо!
Просто стоять здесь.
Чувствовать ее касания...
Как закрыть глаза и подставить лицо солнцу, выглянувшему из туч посреди серой промозглой зимы... Или ласковая кошка, вспрыгнувшая на колени и сыто урчащая...
Дьявол! Как же мог забыть!
Леха крутанулся назад, широко раскрыв глаза.
— Ой! — Алиса отдернула крыло и отшатнулась. — По шкуре царапнула? Леш, извини, я...
Леха вглядывался назад — но там только темнота.
— Очень больно?.. Какая же я... — Алиса закусила губу. Потом поглядела, куда смотрел Леха.
В темноте тихо выло, но мотор ли это машины...
— Леш?..
Леха облегченно выдохнул. Нет, не двигатель. Просто ветер. Чертов ветер!
— Леш? Что там?
— Да так... — Леха обернулся к ней. Улыбнулся: — Показалось.
Но Алиса глядела очень внимательно.
— Леш, у тебя правда все нормально? — она осторожно положила крыло ему на бок. Нахмурилась. — Ты прямо дрожишь весь...
— Когда кажется — это заразно? То мне, теперь вот тебе, — улыбнулся Леха.
— Нет, ты правда как будто дрожишь...
— Ну Лис, ну... — Леха устало рассмеялся. Выдумала, тоже...
Да только теперь этот трюк не прошел.
— Леш... — Алиса смотрела очень серьезно. — Что-то случилось, да? У тебя что-то серьезное стряслось?
— Да ну! Ну Лис, ну что со мной может случиться? На вот, рисуй! — Леха повернулся боком и выставил плечо. — А то Тхели раньше сойдет с ума от поп-музыки...
Алиса вздохнула, но послушно опустила глаза на плечо. Заскрипела кончиком крыла по броне.
Касания через нарост становились мягкими. Все как прежде...
Только теперь Леха стоял, не закрывая глаз. Изо всех сил пытаясь унять нервную дрожь, — и вглядываясь в темноту на севере. Вслушиваясь, что несет ветер...

***

Ночь и темнота, только звезды высоко над головой.
Темные гребни дюн навстречу — гребни, гребни, гребни... И уже словно не ты взбираешься на них, а они накатывают на тебя. Поднимают на волну песка, а потом бросают в темноту, и снова поднимают...
Скальная стена осталась далеко позади, но и вышки еще не близко. Ходу еще на час, если не больше — а время...
Опаздываем! Опаздываем, черт возьми!
Прошлой ночью в это время нефтяники уже отправились из этого мира в самый реальный из миров, а во рту был вкус крови. Солоноватый и мерзкий, но зато жажды не было и в помине. И была сладкая уверенность, что о жажде можно забыть по крайней мере на сутки...
Теперь эти сутки позади. А сутки — это тот срок, который учитывает движок игры при расчете жажды. Сатир говорил об этом, но тогда было не до того...
А он говорил. Что бык должен убивать несколько человек в сутки, но это еще не все. Несколько человек в сутки — это грубое условие в настройках. А есть еще и тонкие.
Функция быка — отлавливать одиноких путников, идущих через пустыню. Чтобы игрокам в пустыне жизнь медом не казалась, чтобы не заскучали. Для этого бык должен бегать целый день по пустыне и ловить их. Убивать, пить кровь и снова бегать. И искать, искать, искать. Целый день. С монотонностью часового хода. Поэтому в расчете жажды каждое убийство учитывается ровно двадцать четыре часа. Прошло больше — и суточный счет убитых уменьшается. Лови следующего.
Это не страшно, если убивать игроков равномерно в течение дня. Жажда возрастет не сильно, едва наметится. И даже если вообще перестать убивать — жажда будет возрастать постепенно. Как в тот чертов день, когда оказался здесь. Тогда жажда пробуждалась несколько часов...
Сатир говорил это все — но тогда было не до сатира! Какое дело до этих тонких настроек движка, если надо быстрее напиться на все сутки вперед, и скорее мчаться в Гнусмас, чтобы найти там Тхели!
Тогда было не до сатира. Но вот теперь...
Суточный срок закончился сразу по всем нефтяникам. И где-то в глубинах этого чертова движка, какой-то параметр скачком перешел из нормального показателя — в непозволительно низкий.
Жажда навалилась скачком. Резко и беспощадно.
Господи, как же хочется пить...
Губы ссохлись. Не губы — а два колючих сухаря. И даже не облизнуть — чем? Шершавым ломтем пемзы, в который превратился язык? И боль в горле, при каждой попытке сглотнуть слюну, которой нет. Как наждаком по глотке...
И жажда все наваливалась. Выжимала тело, высасывала последние крохи влаги. Сколько еще до этой чертовой вышки?! Только бы не промахнуться!
Леха остановился, задрал голову. Так, вон ковш Большой Медведицы, вон ковш поменьше, который на самом деле Малая Медведица. Конец его ручки — Полярная.
Если к вышке бежать от северного прохода в стене, то надо почти строго на запад. Но мы-то от Изумрудных гор, значит, должны забирать к сев...
Глаза дернулись от звезд к горизонту. Там мигнули две желтых звездочки. Но пока поймал их взглядом, пропали.
Падающие звезды? Программеры на нормальной зарплате совсем в трудоголиков превратились, запрограммировали движок так, что он еще и метеорами ночное небо украшает?
Нет, не метеоры. Две желтые звездочки показались снова. То ярче, то почти пропадая, как...
Дьявол, дьявол, дьявол! Только их не хватало!
Но звездочки упрямо помигивали. Фары машины, несущейся по склону дюны слишком быстро, вот и подпрыгивает...
И несутся с юго-востока. Точно оттуда, откуда сам пришел. И куда вели следы... Все-таки нашли!
Фары пропали.
Леха поглядел на запад, куда так бежал. До вышек...
До вышек еще бежать и бежать. Полчаса в лучшем случае. Там люди, там кровь. Там конец жажде.
Только ведь эти гады на машине! Едут быстрее, чем можешь бежать. А если догонят...
И на вышке еще! Нефтяники ведь наверняка какую-то новую дрянь придумали! К ним надо подойти тихо, не спеша. Осмотреться, незаметно подкрасться.
Но если не хвосте будут эти сволочи...
В шум ветра вплелся гул мотора. Леха обернулся. Снова свет фар — машина забралась на очередную дюну. Ярче. Ближе.
Леха зашипел сквозь зубы и побежал вниз. Сбежал с дюны, но не стал карабкаться на следующую — а повернул вправо. Побежал по лощинке между дюнами, на север.
Пробежал метров сто, и повернул еще раз вправо. К гребню дюны, черным хребтом закрывшему кусок звездного неба. Стал карабкаться к нему.
Перевалил — и снова долетел шум двигателя. Уже не комариный писк вдали, о нет. И фары, уже так близко...
Спокойно, спокойно! Не обращая внимания на фары и рев, задавив страх, не обращая внимания на жажду, грызущую изнутри все сильнее. Спокойно.
Леха перевалил через вершину, сбежал по крутому подветренному склону в ложбинку между дюнами, и снова повернул вправо.
Пробежал сто метров и уткнулся в свои же следы. Получилась прямоугольная петля, метров сто на сто.
Леха пересек следы, и побежал дальше. Пробежал еще метров сто, опять повернул вправо и стал карабкаться на дюну...
Звук мотора все ближе.
И фары за спиной — уже не две яркие звездочки, а бьющие в глаза фонари. А перед ними, по склону дюны, летят длинные конусы света...
Спокойно, спокойно! Через вершину, и вниз, по пологому наветренному склону. До лощинки между дюнами.
Горб дюны должен был бы прикрыть от звука, но рев двигателя словно и не ослаб. Слишком близко они уже! Слишком близко...
Леха стиснул зубы, повернул вправо и побежал. Ну-ка выкинуть из головы это трусливое желание забыть про все и просто нестись прочь! Задавить! И внимательно смотреть вперед...
Леха перешел с бега на шаг. Но шаги делал шире, чем обычно. Чтобы по следам не понять, бежал или шел. И очень внимательно вглядывался в темноту, потому что...
Вот они, следы! Где повернул вправо самый первый раз.
После всех маневров получилась прямоугольная восьмерка, как на электронных часах. С петлями метров по сто. В темноте, когда свет от фар только вперед, дальних концов не должно быть видно...
Леха вышел на свои следы и аккуратно пошел след в след, повыше задирая ноги, чтобы копыта входили в следы вертикально, не осыпая края ямок. Должны выглядеть так, будто по ним проходили всего один раз.
Мотор уже не жужжал вдали — ревел! Две дюны им осталось? Одна?..
Не паниковать! Теперь самое важное.
Не спешить. Аккуратно, след в след, пройти все сто метров до угла восьмерки... И повернуть вместе со следами, и снова лезть на дюну...
Леха вышел на гребень — и из-за соседней дюны с ревом вылетели два злых желтых глаза. Подпрыгнули, как на трамплине, вверх. Плюхнулись вниз. На склоне вспыхнули два длинных конуса желтоватого света, стало светло-светло...
Леха прищурился. Там, где конусы света пересекались, перед машиной бежали его следы. Пока еще прямой след...
Машина скатилась по склону, пронеслась по лощинке между дюн. Лучи фар укоротились, упершись в подъем следующей дюны...
Метнулись вправо, тут же влево, опять вправо.
Прямой след разделился. Шел и вперед, и вправо, и влево.
Лучи фар опять уставились прямо, завизжали тормоза. Машина встала. И все-таки метров на десять пролетела то место, где следы делились...
Леха хмыкнул. Молодцы, следопыты! Первый перекресток вы уже затоптали. Теперь пока выясните, куда ведут все эти три следа...
Машина взрыкнула и стала карабкаться на гребень. Перевалила его — и снова затормозила.
Ага, вот и второй перекресточек встретили. А ведь вы еще не знаете, что вообще-то это восьмерка...
Из которой всего один настоящий выход. Да и тот, если повезет, вы так и не найдете. Леха развернулся — очень осторожно, одним корпусом, чтобы не испортить следы, в которых стоял, — поднял левую переднюю ногу, и сделал первый шаг не в с след.
Поставил копыто в самый гребень. Если поедут на машине по восьмерке, то резкий свет фар будет бить только вперед, по склону дюну. Снизу им эти следы не заметить. А когда машина перевалит через гребень, фары будут бить вниз по склону — опять по ложному следу. А сбоку от машины будет темно. Да и проскочат быстро они самый гребень...
Аккуратно ставя копыта в самый-самый гребень, Леха пошел вперед, прочь от восьмерки. По кромке песка, как по ниточке, ставя ноги на одну линию. Как какая-нибудь манекенщица на подиуме.
Такой след не должны заметить. По крайней мере, ночью, пока темно. А утром...
Утром это уже не будет иметь значения. Потому что есть Гнусмас, а в Гнусмасе есть Тхели.
Гребень дюны пошел влево и вниз, опадая и закругляясь рогом — дюна кончалась. Леха прошел по гребню еще шагов двадцать, а потом сбежал в лощинку за дюной.
Позади, уже за склоном дюны, джип все взрыкивал — и тут же тормозил. Взрыкивал и тормозил. Снова и снова.
Что, ребятки? Нравится в следопытов играть? Восьмерки в темноте, да еще вдоль гребня дюны — это вам не по Остоженке раскатывать, от одного банка до другого...
Леха повернул на запад и понесся прямиком туда, где должна быть вышка.
Жажда горела внутри сухим огнем.


Пить, пить, пить...
Горло, желудок, глаза — все горело. Шкура натянулась, как на пережаренной курице, начавшейся обугливаться и уже потрескавшейся сверху...
Синий огонек мигнул на горизонте. Спасительный маячок!
И вовремя. Слишком сильно забрал на север. Огонек появился не впереди, а сильно слева.
Леха повернул и побежал прямо к нему. К подмигивающему старому приятелю, обещающему помощь. Быстрее, быстрее! Какие-то пять минут, и все это кончится! Вниз по склону, через лощинку между дюн, и опять вверх.
Господи, быстрее бы! Сколько еще дюн до него? Пять? Десять?
Леха перевалил через вершину, ловя глазами огонек...
И сбился с шага.
О, черт...
Привычный синий огонек — такой знакомый! — это хорошо. Но вот странное желтое сияние под ним, широко разлившееся над горизонтом...
Пожар? Нет, не похоже.
Городские фонари в тумане, вот на что это больше всего похоже. Да только откуда тут, к черту, туман — посреди пустыни? И откуда, к дьяволу, городские огни?!
Но как же хочется пить!
Что бы это ни было — разве есть выбор?! — Леха побежал вперед.


Нефтяная площадка сияла. Театральная сцена, а не площадка. Они опять зажгли прожекторные лампы. Все шесть штук. Ослепительные конусы света легли в разные стороны, как лепестки света вокруг вышки с газовым факелом.
Только саму площадку все равно едва видно...
Западный край видно. Там суетилось человек десять. Размахивали руками, и орали, наверно, — да только не слышно за воем и ревом.
Цент суматохи — буровая машина, похожая на механического жирафа. Она с воем вгрызалась в землю и выбрасывая песок далеко в сторону — словно струя фонтана из песка. Ветер подхватывал ее и размывал. Гнал вверх, в стороны, тянул это облако песка на восток...
Конус пыли раскинулся далеко-далеко, накрыв и баки с нефтью, и перегонный аппарат, и все, что там было — лишь верхушка вышки да факел газа выглядывают, — и полз дальше, далеко на восток.
Прожекторные лампы подсвечивали этот полог пыли, превратив его в бурлящую буро-желтую тучу. Светящийся в ночи туман, укутавший центр площадки и ее восточный край.
А на западе кипела работа.
Суетились люди вокруг воющей бурмашины. Рычал тягач, подтаскивая к ямам круглые стальные балки...
Нет, не балки. На боках стальных цилиндров какие-то рваные дыры, словно когда-то от балок отросли балки поменьше, но потом их спилили или отрезали автогеном... И сверкают, как зеркала, отражая все вокруг кривым зеркалом... Блиндажные дубы! Распиленные блиндажные дубы, вот что это такое!
Балки опускали в ямы, и тягач засыпал ямы песком.
Ямы шли широким кругом, по границе нефтяной площадки. Там, где бормашина уже прошла, высился частокол из зеркальных балок. Не сплошной, но и не пролезть. Балки через каждые полметра.
И не опрокинуть их, похоже. Нефтяники вкапывали их метра на два в песок, и на столько же они торчали над землей. Да не вертикально, а с завалом наружу. Как выставленные колья...
Ну-ну, выдумщики недоделанные!
Задумка хорошая... но только когда будет в конечном виде! Когда будет — и если будет.
Можно надеяться, что еще и не будет...
Вокруг рабочих, спинами к ним — неподвижные фигуры в камуфляже. Автоматы есть, но не в руках, а болтаются на спинах. Перед каждым пулемет на высокой сошке. Пять крупнокалиберных дур ощетинились полукругом — на запад, на юг, на север.
Ветер дует с той стороны, и там никакой пыли, лишь крошечные вихри песка, которые ветер сам выдирал с поверхности и тащил по песку. В эту сторону лампам ничего не мешало. Три лепестка света раскинулись далеко в пустыню, метров на двести... До самых дюн, опоясавших нефтяную площадку, как края салатницу.
Леха поморщился. Двести метров на таком свету, да без малейшего укрытия... Да на пять пулеметов...
Не подобраться. Мигом по ногам срежут. А впрочем...
Не пускают оттуда — ну и не надо. Мы не гордые.
Все ребята в камуфляже — с подветренной стороны, полукругом. Стоять в пыли за бурмашиной и пялиться в завихрения пыли желающих не нашлось.
Ну-ну...
Леха тихонько отполз за гребень дюны. Сполз немного вниз, чтобы уж точно не заметили, поднялся и побежал по склону дюны — вдоль гребня. Потом по следующей. По широкой дуге обходя площадку с востока.
Когда воздух стал колючим от песка, — ветер швырял его в морду, как россыпи иголок, — повернул к вышке и вышел из-под прикрытия дюн.
Ветер гнал сюда песок. Синего факела не видно — уже в пологе пыли. Лишь расплывчатое буро-желтое сияние впереди. Больше ни черта не видать.
Тем лучше...
Щурясь от жалящего в глаза песка, Леха побежал в это бурое свечение, на всякий случай прижимаясь к земле. Песчинки били в морду, лезли в нос, в глаза, и без того горящие без воды. Леха щурился все сильнее, уже едва различая что вокруг — да и что тут различать? Сплошная желто-бурая муть, да вой бурмашины.
Главное, не пропустить, когда муть станет светлее — это будет как раз перед тем, как пелена песка впереди пропадет. Перед самой бурмашиной, сеющей этот песок. Тогда можно будет открыть глаза и рвануть... И пить, пить, пить... Солоноватую дрянь, но все же — утоляющую жажду...
Господи, быстрее бы!
Только до рабочих еще идти и идти. Где-то впереди в этой мути еще вся площадка. Все эти баки для нефти, перегонный аппарат, бочки с бензином, насосы с моторами и маховиками, опоры наблюдательной вышки...
Как же хочется пить!
Может, побыстрее бежать? Ведь далеко же еще! Леха прибавил — и тут в ухо двинуло.
В голове зазвенело, а левое ухо сплющило, как в тисках. Удар не рукой или прикладом — а чем-то по-настоящему тяжелым. Леху отбросило вбок, и тут же вмазало прямо в лоб.

ФЕМИДА OVERCLOCK
Иван Тропов
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ДАЛЬШЕ -->
ГЛАВНАЯ