И скорее отступил назад. Только бы не решила, что ее атакуют. Только бы не заорала!
Тхели остановилась. Медленно обернулась...
Ой, заорет. Как пить дать, заорет!
Леха чуть развернулся. Не столько выставляя правое плечо с дракончиком на наросте, сколько готовясь дать деру. Ноги подрагивали от напряжения.
А Тхели неспешно окинула его взглядом... и восхищенно выдохнула:
— Ва-ау! Классный прикид! Потряс! Я и не знала, что здесь вообще можно выбрать — такое. Можно потрогать?
Она шагнула к Лехе, коснулась стального нароста на лбу. Повела пальцами выше, обхватила рог, поводила пальцами туда-сюда, и на ее лице выступила скабрезная ухмылочка.
— Да, мощно... Это спецзаказ? Я только андроидные скины видела. Ах, у нас еще и зу-убки... У-у, клыки какие! Вот это скин, вот это я понимаю. Все, хочу такой же! — заявила она, притопнула и картинно надула губки.
Леха сообразил, что челюсть давно уже отвалилась. Закрыл пасть.
Да, это Тхели. Так все воспринять... Так все воспринять мог либо полный псих — либо... как там Алиса ее назвала? Блэкушница?
Личико у аватары Тхели соответствовало одежке. Скуластое, бледное — почти мел. Кроваво-красные губы, темно-синие тени на веках. Ну вылитая ведьма.
— Чего молчишь? — улыбка Тхели переплавилась из скабрезной в заискивающую. — Ну да, дикая я, не все тут знаю! И что? Эй, ну скажи словечко! Глухонемой, что ли? Сначала пристает, потом поприветить брезгует...
Леха дернул правым плечом, выставил броневой нарост, на котором Алиса накарябала дракончика.
— Ты чего? — нахмурилась Тхели, все глядя глаза в глаза.
Леха открыл пасть, чтобы прошипеть ругательство — ты на плечо смотри, а не в глаза! — но вовремя прикусил губу. Только оглушительного рева сейчас и не хватало!
Вместо этого дернул головой, указывая себе на плечо. Ну смотри же ты! Протри глаза, ведьма слепая!
Тхели наконец-то заметила дракончика. Задумалась, разглядывая.
Леха нетерпеливо переступил. Блин... Программерша, называется! Интеллектуалша из лучшего универа страны... А сама два и два сложить не может!
И стой тут из-за нее как истукан посреди улицы, у всех на виду. И еще свет фонарей слепит глаза — превратив проходы между домами в кромешную черноту, ничего не разглядеть. Да хоть вон тот проход, между "Гнусмас Централ" и высоким ангаром. Хоть танк можно в той тени спрятать...
Лицо Тхели озарилось:
— А-а-а! — радостно протянула она, сообразив. — Ты...
Она еще что-то сказала, но Леха не расслышал.
В темноте что-то шевельнулось. В том проходе слева от магазинчика, в тени ангара...
Ослепительный свет резанул по глазам. Вонзился еще глубже, внутрь головы, вышибая все мысли.
Леха дернул головой, отворачиваясь, — но слишком поздно. Перед глазами пузырились цветные пятна. Желтые, пурпурные, зеленые, малиновые. Меняя цвета, всплывая одно за другим, как закипающая вода... А где-то за ними взревел двигатель. Завизжали шины, выбрасывая из-под себя струи песка.
Леха дернулся в сторону, но не успел. В морду ударил грохот выстрелов. И тяжелые шлепки, как удары кирпичом. Пули с визгом рикошетили от броневых наростов, пронзая все тело резкой дрожью-болью...
И удар. Бампер врезал в плечо и сбил Леху на землю. "Хамми" замедлился, но не стал. Потащил бычье тело дальше, как тряпичную куклу. Подминая под себя, скручивая, с хрустом ломая ноги, ребра, сухожилия... Обожгло в шее — и все пропало.
Дьявол!
Дьявол, дьявол, дьявол!
Теперь можно было не сдерживаться, и Леха от души взвыл, оглашая все вокруг яростным бычьим ревом. Ну надо же было так лопухнуться!
Идиот. Господи, какой же идиот!
Леха перекатился с бока на живот и поднялся.
Выбросило в Кремневую долину, под самой стеной. В предрассветную тишину, под начинающее светлеть небо. Только озера и тучи над ними были не справа, а слева. А Блиндажный лес вообще не видно...
К другому проходу в стене выбросило. Их тут два. Один на самом севере долины, другой на юге. Вот к южному и выбросило.
Днем тучи над озерами были черные, и озерца под ними в тени. Теперь же это было самое светлое место долины. Озерца светились в темноте зеленоватым светом. Нехорошим каким-то, неживым. Так светятся в темноте стрелки будильников...
Тучи над ними ловили этот свет, наполнялись им и рассеивали его — сделав еще более неживым. Мертвенным каким-то. Словно все это скопление озер — один гигантский могильник, и миллионы трухлявых скелетов светятся в темноте...
Леха оглянулся. Да, так и есть. Прямо за спиной расщелина.
Что ж. Может, оно и к лучшему, что выбросило здесь, а не у северного прохода...
Леха развернулся и полез в расщелину. Пятьдесят метров темноты, камней под копытами и эхо, прыгающих со всех сторон — и уже в пустыне.
Ветер вяло тащил по дюнам песочные вихри. А дальше — дюны, дюны, дюны. До Гнусмаса несколько часов ходу. Но что толку бежать туда сейчас? Через несколько часов, пока туда добежишь, там уже будет не протолкнуться от игроков. Вообще близко не подойти.
Как подойдешь к городу незамеченным, когда сверху палит солнце, заливая все вокруг ослепительным светом, — а вокруг тебя только слепящий песок, песок, песок. Без единого пятнышка темной земли, без единой травинки... И патрульные.
Чертовы патрульные! Это тот, за пулеметной турелью. Заметил тогда, за баками. И никуда они не уехали, просто затаились... чтобы взять наверняка.
И ведь взяли же! Как ребенка. Как сопливого щенка! Леха от души врезал копытом в песок.
И что теперь? Все начинать заново. Ждать следующую ночь, надеясь, что Тхели опять придет. Что она разглядела дракончика и все поняла...
Вот только поняла ли она? Что-то не похожа эта Тхели на великую и ужасную Грозу Информационных Океанов, которая угадывает любой пароль с первой табуляции, а намек по паузе... Она вообще дракончика-то хорошо рассмотрела?
Эх, дракончик, дракончик... Леха покосился на плечо и вздохнул. Прошлым утром Алиса возилась с ним час, если не больше. Но сейчас броневой нарост сиял девственно гладкой полировкой. Ни единой царапинки. Новая аватара...
Впрочем...
Теперь можно заглянуть к Алисе. Потому что теперь мы притопаем к ней не затем, чтобы соплями друг другу жилетки портить. Теперь есть, чем порадовать.
Заказывали Тхели? Вот вам ваша Тхели. Получите-распишитесь.
Леха хмыкнул, развернулся и засеменил вдоль стены еще южнее. Туда, где стена заканчивалась Изумрудными скалами. К гнезду гарпий.
Здесь, под стеной, еще темно. А справа в пустыне, далеко на западе, вершины дюн ярко засверкали. Там уже видно солнце...
Как там Алиска за эти два дня?
Извелась уже вся в ожидании? Ждет, скрестив кончики крыльев, и дюжину раз на дню вглядывается в пустыню, не бежит ли?..
Интересно, а как она воспринимает это бычье тело? Этакий бравый бесстрашный бычара?
Леха хмыкнул. Чувствуя, что улыбка выходит совершенно дурацкая — идиотская самодовольная ухмылочка, — но ничего с собой не сделаешь. В такие моменты буквально не хватает усов, — чтобы прятать в них такие самодовольные ухмылочки, залихватски подкручивая кончик усов...
Ничего, выберемся!
Бежать стало будто легче. Захотелось даже насвистать что-нибудь веселенькое, — но свист бычья пасть изображать отказывалась. Лишь утробный бычий рык...
Ладно, ничего! Уже немного осталось. Леха стал карабкаться на очередную дюну. Последнюю уже, наверно. Сейчас в скалах покажется тот уступ, похожий на трамплин...
Грохнуло близко-близко. Оглушительное бдум! а за ним быстро-быстро, но чуть тише: бдум-бдум-бдум...
Леха плюхнулся на песок еще раньше, чем понял, что это был выстрел. Рефлексы.
Тут же перекатился вбок — наверняка сзади стреляли, потому что впереди никого, а выстрел совсем близко! — и еще раз перекатился. Вскочил, разворачиваясь...
Сзади никого. Лишь тень от скальной стены, дюны, песок, да длинная цепь его же следов, убегающая за вершину дюны.
Справа — отвесная скальная стена, ни уступов, ни валунов, где можно спрятаться. Слева — дюны, дюны, дюны, до самого горизонта девственно гладкие, вылизанные за ночь ветром. Ни единого человеческого следа.
И тут снова грохнуло: бдум! и чуть тише: бдум-бдум-бдум... Словно кто-то долбил странными очередями по четыре выстрела. Бдум! Бдум-бдум-бдум...
Нет, не очередями, конечно же. Это все оттого, что стоишь в низине. Выстрел один, а за ним всего лишь эхи: от скальной стены, от дюн, окруживших со всех сторон...
Только один из этих четырех выстрелов настоящий. Но откуда он долетает?
Бдум! Бдум-бдум-бдум...
Леха закрутился, пригнувшись. Откуда стреляют?! Выстрел и его отражения шли слишком быстро, сливались для уха. Совершенно никак не понять, откуда именно долетал первый выстрел! Из-за хвоста эх, летевших со всех сторон, казалось, что стреляют тоже со всех сторон одновременно!
Бдум! Бдум-бдум-бдум...
И крик. Одновременно похожий и на птичий, и на женский.
Бдум! Бдум-бдум-бдум...
И еще один крик — похожий на первый, но другой. И этот голос трудно не узнать! Алиса!!!
— Й-йес! — раздался мужской голос.
Леха вздрогнул, крутанулся назад, на голос, — к вершине дюне, на которую начал взбираться, когда все началось.
Откуда там голос?! Не было же там никого! Вообще поблизости никого не было!
Вершина дюны задрожала, как через струи раскаленного воздуха. На песке барельефом проступил человеческий силуэт, отлип от песка, поднялся... Песочного цвета маскхалат сполз вниз, и показалась темно-синяя кепка с ядовито-желтыми буквами "wintel sux". Голубая рубашка, светлые джинсы...
— Й-йес! — Куч победно вскинул карабин: — Все три словили, с-сукины кошки!
Он отстегнул от карабина магазин, швырнул его за спину, не глядя. Выудил из кармана свежий и, вбивая его в карабин, побежал-заскользил за гребень дюны. Скрылся по ту сторону.
Оскалившись, Леха бросился вверх.
Копыта увязали в песке. Леха яростно вырывал ноги из предательской опоры, карабкался вверх, вверх, вверх — но пологий склон дюны никак не желал кончаться.
Когда он добрался до гребня, Куч был уже у валунов под скалами.
Черная гарпия карабкалась по ним вверх, к скалам, неуклюже хватаясь птичьими лапами за выступы. Помогала себе правым крылом. Левое повисло плетью, и от плеча между перьями сочились струйки крови.
Раз за разом она срывалась вниз, но упрямо пыталась вскарабкаться повыше...
Высоко на скале из-за камней выглянула голова гарпии. Алиса?! Нет, облако волос не медное, светлое... Серебристая гарпия. Выглянула и тут же спряталась обратно. На помощь к своим не спешила. Кажется, ей тоже пуля досталась.
Но Куч не обратил внимания ни на серебристую, ни на черную. Похлопывая стволом карабина по руке, он пошел куда к скоплению валунов под скалами...
Сразу и не заметить в тени. На песке чернели пятна. Цепочкой, словно следы, они вели за валун...
Алиса! Она не могла ни взлететь, ни карабкаться вверх. Крыло прострелено, правая лапа безвольно волочится по земле, вывернувшись под странным углом. Вместо колена кровавое месиво.
Она не могла даже подняться. Лишь скулила от боли и отползала прочь от Куча, кое-как отталкиваясь целой лапой и вторым крылом.
Куч надвигался на нее, теперь уже никуда не спеша.
— Куда же ты от папочки, голубка моя?
Виден лишь его затылок, с перевернутой козырьком назад кепкой и дурацкой ядовито-желтой надписью. Но по голосу слышно: он улыбался.
Хотелось стрелой промчаться до него, врезать рогом в спину... только нельзя! Слишком далеко. Успеет развернуться и выстрелить, если услышит стук копыт. Этот гад умеет стрелять...
Стискивая зубы, Леха заставил себя бежать медленно, подгибая ноги на каждом шагу, мягко ставя копыта.
— Хотим быть плохой девочкой? — не унимался Куч.
Алиса все пыталась ползти от него, но уперлась спиной в камень.
Могла бы заметить Леху — но не замечала. Расширившиеся глаза уставились на Куча, остановились на нем... Даже не пыталась обползти валун, не пыталась сопротивляться. Лишь выставила плечо, прикрывшись крылом, как щитом.
— Ай-яй-яй! — Куч театрально вздохнул, качая головой. — Опять вынуждаешь папочку делать тебе больно...
Он перестал похлопывать стволом карабина по ладони. Держа его одной рукой, поднял к плечу, дулом вверх, — как древний дуэльный пистолет с карикатурно длинным стволом. Выпрямил руку и стал медленно опускать карабин, наводя на плечо Алисы. Неспешно, как в ярмарочном тире.
Ну сейчас ты получишь, гад! До него было уже десяток шагов. Рывок — и просто вогнать рог в спину...
Но в голове вдруг словно щелкнул какой-то переключатель.
Пригнув рога к самой земле, Леха шагнул к Кучу, отводя голову в сторону, — и ударил его рогом плашмя, как дубиной. По щиколоткам. От души! Вкладываясь в удар и мышцами шеи, и корпусом, и толчком ног...
Как срубил. Куча крутануло вбок и швырнуло далеко в сторону.
Карабин вырвался из рук, сделал сальто и плюхнулся в песок там, где стоял Куч. А самого его кувыркало и кувыркало по песку, и призрачный нимб над его головой быстро наливался желтым.
— Бля-а! — взревел Куч, поднимаясь на четвереньки и оборачиваясь. — Какая су...
Он осекся, наткнувшись на Лехин взгляд.
На миг замер, как мартышка перед удавом. Потом скосил глаза вправо, к валяющемуся на песке карабину. Дернулся туда — и Леха тоже шагнул в сторону. Куда проворнее.
Куч оценил. Второй попытки делать не стал.
Очень медленно и плавно он поднялся на ноги, не спуская глаз с Лехи. Губы кривились в злой усмешке.
Да, прав сатир, родные программеры сделали свою работу на славу. Черт его знает, что там передавал вирт-шлем Куча в движок игры. Постоянно снимал его веб-камерой, перекачивал картинку в игру, а уже движок игры распознавал эмоции и анимировал его игровое лицо? Может быть, черт его знает... Но от Куча растекалась тихая ненависть. Леха почти кожей ее чувствовал.
Но не добивал Куча. Просто стоял, глядя глаза в глаза.
Куч не выдержал и оскалился:
— Ну тебе-то чего здесь надо, а? — зашипел он, выплевывая слова Лехе в морду. — Это же не твоя зона, урод! Так чего же ты...
За его спиной заклекотало. Низко-низко, из самой груди. Почти рычание.
Куч медленно обернулся.
На него надвигалась черная гарпия. Правое крыло безжизненно повисло, конец волочился по песку, как край сползшей набок накидки, стальные перья чертили в песке канавки. Но она упрямо шла на него, клекоча и дрожа от ярости. Раскрыв правое крыло и отведя его в сторону — с дюжиной бритвенно-острых перьев на конце.
С другого бока наступала серебристая. Чуть позади, не так уверенно. Нервно косясь то на черную товарку, то на карабин, то на Куча, — но все же шла вперед.
— А, курочки неощипанные... — оскалился Куч. Скользнул рукой за спину, где на поясе болтались кожаные ножны. Рывком выхватил нож, выставил перед собой сверкающее лезвие. — Потанцевать захотелось, курочки-урочки? Ну, давайте потанцуем. Ц-цыпочки...
Цыпочки зашлись в яростном клекоте и бросились на него.
Но Леха уже забыл про них всех.
Обернулся к скальной стене, к валунам, к кровавым следам — и к глазам Алисы, тихо поскуливающей от боли.
Она попыталась что-то выговорить, но Куч был слишком близко. Движок игры исказил слова. С ее губ сорвалось лишь неразборчивое чириканье.
Но тут и без слов все понятно. Леха шагнул к ней и ударил.
Так лучше.
Алиса обмякла и завалилась спиной на валун, потом сползла на песок, уткнувшись лицом в песок. Уже бездыханная. Всего лишь тело медной гарпии.
Уж лучше так — чтобы сразу никакой боли. Так правильно. Но...
Это правильно, да. И все равно... Чувство — словно живого человека ударил... Убил.
Сморщившись, как от зубной боли, Леха почти судорожно топнул, вгоняя копыто поглубже в песок. Покрутил туда-сюда, отирая кровь гарпии.
А слева под скалой, совсем близко, возникло туманно облачко. Заискрилось всполохами...
Куч уже мертв? Иначе движок игры не дал бы появиться Алисе на этом же месте. Но... Сзади все еще клекотали. Громко, с ненавистью, никак не переходя на слова.
Леха медленно обернулся.
Нимб над головой Куча давно рассыпался красными каплями и пропал, но гарпии все били его, рвали когтями, хлестали концами крыльев, с каждым ударом отбрасывая на песок длинные дорожки кровавых капель...
Не останавливаясь, ни на миг не прекращая судорожных от ненависти движений. Превращая труп — в кровавый фарш пополам с песком. Забыв, что Куч давно мертв. Да и пока не был мертв, все равно не чувствовал боли. Он же не монстр, а игрок... Ему никто не вскрывал череп, никто не втыкал электроды в мозг. Максимум, что он мог испытать — это рывки изображения в виртуальном шлеме, да дуновение сжатого воздуха в перчатках-манипуляторах...
Из туманного облачка вывалилась медная гарпия. И тут же — лапы еще не коснулись песка! — забила крыльями. Помчалась над самой землей к своим подружкам.
Они уже превратили труп в кровавый фарш пополам с песком, но все топтались на нем. Рвали лапами, стегали крыльями...
Алиса затормозила в последний момент. Плюхнулась на песок, пробежала несколько шагов, судорожно молотя воздух крыльями, с трудом гася скорость.
Пробежала рядом с Лехой — но даже не заметила. Смотрела она только в одно место. Еще молотя крыльями и цепляя песок когтями, чтобы затормозить, но глазами, мыслями, душой — уже там, между подружками. Уже примериваясь, как вклиниться между ними. Как врезать крылом, как бы вцепиться когтями — в то, что еще осталось от Куча.
Растолкала их, вырвав место для себя. Но они даже не заметили. Все драли и драли труп, разбрасывая вокруг кровавые ошметки...
Леха шагнул к ним и толкнул Алису плечом. Несильно, но твердо.
— Прекрати.
Алиса не удержалась на ногах, повалилась на песок. Вскинула на Леху глаза — стеклянные, застывшие, дикие. Вскочила, дрожа от напряжения, замахнулась крылом...
И замерла.
Ее взгляд очень медленно, но все же прояснялся. Она захлопала глазами, помотала головой... Посмотрела на Леху, словно только что увидела. Медленно огляделась вокруг, как человек, проснувшийся в незнакомом месте...
На подружек, орущих от ярости, топчущих, рвущих, хлещущих...
На то, что осталось от Куча...
На свои лапы, по колено облепленные кусочками сочащегося мяса и кожи. На заляпанные кровью крылья...
Безвольно опустилась на песок, уткнула лицо в колени и затряслась в беззвучных рыданиях.
— Не могу... Не могу тут больше... — все бормотала она, не поднимая лица от колен.
— Лис, ну не надо...
— Лешка, я тут больше не могу...
И снова затряслась в рыданиях.
Маленькая, хрупкая... В небе, раскрыв крылья, гарпии казались большими и опасными — но вот так вот, на земле, бессильно распластав крылья по песку и безнадежно уткнувшись лицом в коленки...
— Лис, ну...
Леха замолчал, кусая губы. Слова... К чему тут слова?!
До одури хотелось обнять ее, коснуться пальцами щеки, утереть слезы... Хотя бы просто сжать в ладони ее пальцы... Это куда больше любых слов! Но... Чертова бычья аватара!
Леха скрипнул зубами — от бессильной ярости. Сто раз подохнул бы, лишь бы взамен появилась руки! Хотя бы одна, хотя бы на минуту. Все бы отдал!
Хорошо хоть, додумался заглянуть сюда... Леха от души врезал в песок копытом. Идиот! Господи, какой же идиот! Боялся ее разочаровать, видите ли...
— Он что, еще раз приходил сюда? — спросил Леха.
Всхлипывая, Алиса подняла лицо. Посмотрела не то удивленно, не то...
— Ну, между этим разом — и тем, два дня назад, — смутился Леха. — Еще раз приходил? Да?
Алиса все молчала, глядя на Леху.
— Лис?..
— Он каждый день приходит. Каждый проклятый божий день...
— А... — начал Леха и замолчал. Закрыл пасть, так ничего больше и не сказав.
Отвел взгляд. Уставился на пустыню, на дюны.
— Он всегда приходит. Все две недели, пока я здесь. Каждый день... Девчонки говорят, он всегда сюда ходил. К Ольке приставал. Ну, беленькая наша... А потом, когда я... теперь... он... я... меня... каждый день...
Алиса опять затряслась в рыданиях.
Леха уставился под ноги. Идиот. Господи, какой же идиот...
Товарки Алисы наконец-то отвалились от трупа. Отирали крылья о песок, косились на Леху с Алисой. Серебристая — мельком. Глянет и тут же отведет глаза, будто так, случайно взглядом наткнулась. Черная же сложила крылья, нахохлилась, поджала крылья к бокам, словно подбоченилась, — и глядела на Леху тяжелым взглядом.
Неженским каким-то. Да и стояла как-то... Тяжело, по-мужски расставив ноги... Вдруг тряхнула черными патлами и пошла на Леху, — но серебристая что-то шепнула ей.
Черная окатила ее ледяным взглядом, — светлая гарпия совсем смутилась, потупила глаза и замолчала, — но все же остановилась. Окинула Леху еще раз тяжелым взглядом, фыркнула, развернулась и побрела прочь, потихоньку забирая к скальной стене. Серебристая тоже глянула на Леху с Алисой — быстро и испуганно, — и тут же опустила глаза. Тоже развернулась и поплелась за черной гарпией, как верная собачка.
Алиса все всхлипывала. Тихо, уже без слез. Но с каждым вздохом все ее тело спазматически вздрагивало.
Леха пригнулся, тихонько пихнул Алису плечом.
— Лис... Ну не надо, Лис. Я вытащу тебя отсюда. Я нашел Тхели.
Алиса всхлипнула-вздрогнула, еще раз... и вдруг даже дышать перестала.
Медленно подняла на Леху лицо.
— Тхелю?.. Ты нашел нашу Тхельку?!
Леха кивнул.
Безнадежность ушла с лица Алисы. Ее вытеснила радость — еще робкая, еще недоверчивая.
— Лешка, милый... Нет, ты правда ее нашел?!
Алиса вскочила с песка, шагнула к Лехе впритык, заглядывая в глаза. В ее глазах заблестела жизнь, личико в один миг похорошело. Из странного тела, из серой безнадеги в глазах — вдруг выглянула та Лиска, что была здесь два дня назад, когда сидела на валуне и весело болтала ногами, стреляя глазками через плечо...
Хорохорящаяся, не сдавшаяся, готовая драться.
— Нашел. Как ты и говорила. Такая... Такая вся из себя...
— Блэкушница, — сказала Алиса.
Леха кивнул.
— Да. В косухе, вся в заклепках. Юбка тоже из кожи, вороной хэар до пояса...
Алиса тихонько кивала, соглашаясь.
— Сапоги на вот таких шпильках, наверное. Высоченные, с ботфортами. И мордочка как у ведьмы...
— Хм?.. — вскинула брови Алиса.
— Что?
— Куртка заклепованная-переклепованная — это да, она именно такие любит... А вот это уже... Ботфорты, мини?.. Личико... Как у ведьмы? — переспросила Алиса.
— Ну... — Леха замялся. Как бы объяснить-то? — Бледное-бледное, как у мертвяка. Кровавые губы. Угольные ресницы, да еще тени такие темные... Ну ведьма, вылитая! А что?
— Да так... — Алиса улыбнулась, недоверчиво качая головой. — Да-а... Вот так вот дружишь, дружишь... Годами... А оказывается, совсем не знаешь человека...
— В смысле?
— Понимаешь, Леш, она... Музыку блэкушную любит, и по жизни жесткая до ужаса. Курточка кожаная с заклепками и с разными стальными черепами и волчьими оскалами... Но и все. В остальном скромная, пристойная. И почти не красится. Мол, она суровая блэкушница, тонкая и умная, а не какая-то там пубертатная малолетка распальцованная, не отличающая Бурзум от Найтвиша... — Алиса вдруг улыбнулась: — Все-таки я знала! Чувствовала, что это у нее немножко напускное, вся эту суровость и аскетизм. А глубоко в душе-то она еще не наигравшаяся девчонка! Готка выпендрежная!
Алиса рассмеялась, но глаза у нее были чуть грустные — словно она была не здесь, а где-то далеко, под ручку со своей Тхелькой, и еще ближе к ней теперь, когда узнала ее маленькую тайну...
— Все такая скромница, сдержанная... А тут, значит, решила оттянуться... — Алиса поглядела на Леху, опять улыбаясь: — Ох, вот бы мне ее сейчас увидеть! Такую!
— Увидишь, — пообещал Леха.
— Все-таки дождалась меня, значит... В Гнусмусе ее нашел? В магазинчике, да?
— Угу... — кивнул Леха. — Нашел. Только на всякий случай нарисуй еще раз дракончика. А то там...
Леха замялся, подбирая слово, да так и замолчал, — по лицу Алисы пробежала тень.
— К ней не подобраться? — нахмурилась она.
Надежда отхлынула, как сползает с берега обессилившая волна.
— Леш?.. — в ее глазах опять был страх.
— Да нет! Да все нормально, Лис. Просто...
— Что — просто? — голос Алисы звенел от напряжения.
— Да пустяки, просто разлучили нас не вовремя. Только я к ней подошел, и тут они... Да случайно!
Леха дернул плечом, постарался улыбнуться. Эх, еще бы знать, как это выглядит со стороны, когда его бычья образина улыбается!
— Ну просто не повезло! Не бери в голову.
— Пустяки? — Алиса еще хмурилась, но уже не всерьез. Страх, кажется, отпустил ее. Она даже попыталась улыбнуться: — Точно пустяки? Ну-ка смотреть в глаза! В глаза мне смотреть, бесстрашный воин, которому море по колено!
Леха рассмеялся.
— Да точно, Лис, точно... Нашел я твою Тхели, и она меня видела. Все будет хорошо. Просто на всякий случай дракончика нарисуй еще раз... Чтобы уж наверняка сегодня вечером.
— Лешка, ты... — Алиса замолчала, задохнувшись. Не находя слов.
Но ее сияющие глаза были лучше любых слов.
Леха таял под ними, как лед на солнце. Сразу стало хорошо-хорошо, уютно... и зевнул.
Теперь, когда все кончилось, вдруг оказалось, что ужасно хочется спать. После ночи беготни, после часов всматривания, кто там еще из "Тупичка Церберов" в игру пожаловал... Разом навалилась сонливость.
Зато из Алисы энергия била ключом. Она почти пританцовывала вокруг Лехи.
— Ну, давай! — звонко хлопнула крыльями перед собой. Медные кончики перьев зазвенели. — Садись! Вот так, ага. Будем опять руны на тебе резать... Выйду — в пору тату-салон открывать...
Она болтала и болтала, карябая краешком крыла по броневому наросту. Перо со скрежетом вгрызалось в броню, оставляя глубокие царапины, — но толстый нарост смягчал прикосновения. Словно по плечу тихонько гладили. Голосок Алисы журчал как колыбельная, и Леха сладко жмурился, проваливаясь в дрему...
Солнце уже палило и жгло бока и спину, когда Леха добрел в Кремневую долину.
К двум любимым валунам. Удобные они. И от солнца на целый день защищают, и сатиру помощь, опять же...
Прямо у северного прохода, до расщелины рукой подать. Собиратели медуз идут в Кремневую долину в основном через эту расщелину. Выходят они обычно из Гнусмуса, а от города до этого прохода ближе. Вот они сюда и идут.
Проходят через пустыню, через эту расщелину... а тут их уже ждут. Сатир их словно чувствует. Со скалы высматривает, что ли? Минут за пять заранее разбудит, все расскажет: сколько, как идут, чем вооружены. Все-все наболтает, пока глаза протираешь, в себя после сна приходишь и соображаешь, как бы этих собирателей лучше встретить...
За день этих собирателей не так уж много, одними ими жажду не утолить. Но хоть что-то. Глоток крови никогда лишним не бывает. Да и сатиру помощь... И главное, бегать никуда не надо, никого искать. Сами приходят.
Пять минут, и все. Потом сатир трупы обирает... Черт его знает, зачем ему все эти автоматы и боеприпасы. Ручки у него маленькие, слабые, да еще и четырехпалые. Такими на курок нормально не нажмешь, куда уж прицелиться! Поведет ствол и выбьет автомат из рук после первого же выстрела... Но зачем-то он все-таки старательно обирал трупы, куда-то утаскивал всю эту амуницию...
Ну, это уже его дело. Нужны ему боеприпасы зачем-то — пусть берет. А ты глотнул крови, и можно опять спать. Сатир сам оттащит трупы куда-то за валуны...
А самое главное, между этими валунами удобно лежать: площадка ровная-ровная. Ни щебенки, ни острых камней, ни выступов. Идеально ровный скол валуна, вросшего в землю. Прямо как на заказ.
Леха прилег, поджав под себя передние ноги. Повозился, устраиваясь поудобнее... Глаза сами собой закрылись. Спать хотелось ужасно, но это хорошо.
Крепкий сон... Крепкий сон — это хорошо... Завтра вечером свежая голова ой как понадобится... Те чертовы патрульные...
Звуки вклинились в сон, как бетонобитный снаряд в спальню. Грубые, басовитые. Тревожные...
Сон все-таки удержался. Не давал вынырнуть. Цепко держал, как смола муху, — но и покоя уже не было. Теперь уже не сладкий отдых, а мутное мучение, в котором перекатываются крохи сознания...
Опять эта сволочь козлоногая чудит, валуны в перекидные календарики переделывает?!
Леха с трудом разлепил глаза — господи, как же хотелось спать! но уж лучше один раз открыть глаза, рявкнуть, и дальше спать нормально, чем так... — и мутно огляделся.
Вон валун, где сатир вчера скоблил. Четыре черточки вертикальные, пятой перечеркнуты наискось. Чуть поодаль еще одна вертикальная. Готовая и чистенькая...
Уже выпилил. Да. Но тогда что же это...
Опять грохнуло.
Басовито, далеко — и знакомо. Так же грохотало в первый день здесь, когда только познакомился с кабанами. Как же это сатир сказал-то тогда... Это кабаны разбираются со своими тимуровцами? Так, что ли, он сказал?
Леха поднялся. Полез из спального закутка, еще не отойдя от тяжелого, вязкого сна. Спотыкаясь, шкваркая броневыми наростами о валуны...
А над долиной все грохало и грохало.
Да, басовитые плюхи летели с северо-запада. От опушки Блиндажного леса. Откуда-то из-за него. Бм-м, бм-м, бм-м.
Тогда они кончились быстро — теперь же бухало и бухало, никак не кончаясь. А если вслушаться, можно различить и треск автоматных очередей...
Перед первыми блиндажными дубами сгустилось туманное облачко, раскололось синим всполохом — и на камни выпал белый кабан. Тот альбинос, маленький и тщедушный. Вскочил с четверенек и метнулся в лес.
Бм-м. Бм-м. Бм-м.
Еще одно облачко. Распоролось всполохом — и возле опушки выбросило еще одного кабана.
Но этот в лес не бросился. Каштановый, с золотой искоркой в пятачке — Клык. Это он у них держит масть. Только сейчас от былой вальяжности и следа не осталось. Стискивая свою стальную дубину обеими руками, он напряженно замер — кажется, отсюда зубовный скрежет слышно! — и лишь вздрагивал всем телом, словно кто-то невидимый кружил вокруг него и вгонял в шкуру иголки.
Но не бежал в лес, стоял и терпел. Чего-то ждал.
Бм-м, бм-м.
И еще туманное облачко. Выкинуло опять белого. Он шмякнулся на камни, стал подниматься... тут Клык в очередной раз вздрогнул. Альбиноса скрутило, выгнуло дугой, и он рухнул опять на камни, визжа как резаная свинья.