2. Если костры зажигают, то это кому-нибудь нужно?
Триста метров через скальные породы — и живи без нас счастливо, дорогой Ангарск!
Голубое небо, ослепительное солнце. Красота!
Вокруг туннеля вся поверхность на пару кмов выжжена, только радары да крышки ракетных шахт среди прокаленных камней блестят.
— Дымок, — говорю, — надо сматываться отсюда!
Но Дымок и без меня все сообразил. Да как налег на штурвалы! Если бы не внутренние гравы-компенсаторы, размазало бы нас по креслам. Я глазами хлопнуть не успел, как "Скат" до четырех звуков разогнался.
На передних мониторах все в сплошную полосу слилось, только небо и видно. А на задних — вообще какая-то каша разноцветная. Оно и понятно, при четырех звуках позади флаера в атмосфере такое творится...
Но это все фигня, главное — чтобы ракет не было. Хоть мы и из города, но без всякого предупреждения, и как бы родная ПВО на нас не обиделась. А то попрощается с нами парочкой ядреных ракет...
Минуту Дымок четыре звука держал. Но ракет за нами нет, а корпус у "Ската" хоть и композиционный — но три тысячи градусов ни одна керамика долго не выдержит. Да и след на гиперзвуке такой, что хоть по грохоту за нами иди, хоть со спутника инверсный след рассматривай.
Сбросил Дымок скорость до ползвука, поднялся немного. Внизу — сплошные джунгли. Город наш в сотне кмов к югу остался, и преследовать нас вроде не преследуют.
А над нами, вокруг нас — облака. Такая красота! Я обо всем забыл, так чудно было на облака смотреть.
·· Потом вспомнил, конечно.
— Ну, Дымок, — говорю, — и что теперь?
На душе сразу погано стало. Облака, конечно, хорошо. На "Скате" на сверхзвуке кататься — тоже неплохо. Вот только как жить-то теперь? Неприкосновенные запасы можно кое-как на пару недель растянуть, а потом что? В город нам теперь дороги нет.
— Подумать надо, Серж, — Дымок говорит.
Тут я натурально из себя вышел.
— Дымок! — говорю. — Думать надо было раньше, когда ты нашему президенту решил по морде смазать!
Думаете, он смутился? Ни фига! Только подбородок повыше вскидывает.
— Думать, Серж, — говорит, — никогда не поздно, и никому не вредно.
И отворачивается, стервец малолетний! А уж как фыркает! Уцелей какая лошадь — так и та бы сейчас от зависти сдохла!
Ну и что с таким делать? В ухо дашь — прибьешь ненароком, а пожалеешь — так еще круче влипнуть можно. Я его полчаса назад уже разочек пожалел... сам теперь влип по самое не могу! Мне двух особистов и бегства из города надолго хватит. Хорошо еще, если не до конца жизни! Пока этот самый конец не за горами, а всего-то в паре недель маячит.
Да еще в сон меня тянет. Ночью я почти не спал, а внутри флаера замкнутый воздушный цикл, и кислорода в воздухе процентов двадцать, если не больше — у нас в центре города меньше! — вот меня с непривычки в сон и потянуло.
У Дымка глаза тоже красные. А зевает так, что того и гляди, челюсть вывихнет. Он-то ночью совсем не спал.
Остыл я немного.
— Ладно, Дымок, — говорю. — Забейся куда-нибудь на всякий случай. Выспимся, потом на свежую голову подумаем, что дальше делать.
Погонял Дымок карту по монитору, за штурвалы взялся и минут через десять вырулил к небольшим скалам. Нашел каньон поглубже, забился в расщелину с навесом, чтобы мы сверху в глаза не бросались, двигатели отключил — и сразу уснул.
Я на всякий случай Линского к креслу привязал, а потом тоже отрубился.
·· Проспали мы часов двенадцать. Проснулись уже вечером. Линский тоже в себя пришел, но сидел тихонько. В "Скате" кресла большие, и он не сразу понял, что это мы с Дымком на передних креслах дрыхнем. Ну а как Дымка увидел — чуть не задохнулся от удивленья и радости. Только рот разевает да глазами хлопает. Но нам с Дымком, понятно, сначала не до него было.
А минут через пять мы в флаер вернулись — и надо с Линским что-то делать. По лицу нашего свергнутого президента видно, что лучше его быстрее выгулять — иначе себе дороже выйдет. Развязал я его — и он пулей наружу, даром что жирком оброс килограммов на сорок лишних.
Только Линский наружу, Дымок на меня косится.
— Серж, — говорит тихо. — В данном случае ты поступил правильно, когда связал Олега Львовича. Но прошу тебя, в будущем не делай ничего без меня.
У меня на лице мигом боевой оскал оформился.
— Чего-о? — тяну угрожающе.
Нет, конечно, все я прекрасно понял, куда он клонит. Зря мы с ним двенадцать лет бок о бок прожили, что ли? Дымок к тому ведет, что пусть лучше он будет все решать, а я — делать. Вроде как разделение труда. Но по мне, так это натуральный бунт на корабле.
Но хоть я и состроил гримасу пострашнее, Дымок не смутился. Он меня за двенадцать лет тоже выучил не хуже, чем я его.
— Серж, — говорит значительно так, — я хоть и младше тебя, но тоже имею право голоса, не так ли?
— Дымочек, — говорю ему ласково, — ты этого от Линского нахватался, про демократию и все такое? Хочешь, помогу тебе всю эту блажь из головы вытрясти?
Но это все только, как интелы выражаются, воспитательная работа — чтобы Дымок совсем не зазнался. А вообще-то Дымок парень не промах. Да и разделение труда — не самая паршивая штука, если все с умом делать.
— Ладно, Дымок, — говорю. — Чего еще ты придумал?
Пригибается он ко мне, словно Линский сейчас подслушивать будет, — тот в двадцати метрах галькой скрипит, воду льет да от облегчения постанывает.
— Серж, — шепчет, — давай ты будешь как бы командовать, и к Линскому относиться как бы строго. А я, наоборот, буду к нему хорошо относиться, и как бы просить тебя быть с ним помягче. Только ты меня как бы не будешь слушать...
Это у него все от старинных фильмов. Всякие там злые копы и добрые менты. Он, вроде как, добрый. Ну а я, ясно, злой. Морщусь я, а делать нечего. Назвался груздем, катайся по кузову и не всхлипывай.
А Линский уже обратно лезет — и Дымок давай сразу, будто бы с негодованием:
— Серж! — возмущается. — Зачем ты опять собрался связать Олега Львовича?!
Как раз я-то связывать Линского и не собирался. Одно дело раньше, когда я спать собирался, и совсем другое дело сейчас, когда я в норме. Но раз Дымок так хочет... ладно. Делаю я зверское лицо.
— Сидеть, Дымок! — рявкаю.
Получилось у меня хорошо, натурально так. Дымок притворно надулся, а вот Линский купился. Сразу же в свое кресло забился и даже все помочь мне норовил, пока я его связывал — будто это я на него так рявкнул.
А Дымок все играет, все возмущается.
— Серж, ну зачем ты так... — гундосит как бы несмело. — Не надо... Хотя бы не затягивай веревки так туго, Олегу Львовичу же шестой десяток... простите, Олег Львович...
Я чуть не передумал злодея играть, на Дымка глядя. Нет, не то, чтобы мне душегуба играть западло — просто Линского стало жалко. Теперь-то я знаю, какое мой братишка малолетнее чудовище. И если такое начало, как бы Дымок Линского на всю катушку не использовал...
Жалко господина президента. Но назвался груздем...
Ладно. Затягиваю я веревки потуже и даже кляп Линскому в рот сую, хотя это уже совсем лишнее.
Поднимает Дымок флаер, выводит его аккуратно из-под скалы. А наверху — мать честная! В симуляторах-то все днем происходит, и про звезды я только в школе слышал. А теперь смотрю на них — и такая красота, еще почище облаков будет! А потом из-за скал луна показалась, вообще полный отпад!
·· Ползем мы медленно по каньону над самой землей, на звезды смотрим. Каньон загибается плавно, заползаем мы за поворот...
— Дымок, стой! — я братишку за руку хватаю.
Справа между скал что-то мерцает. Дымок тоже заметил, остановил флаер и к земле опустил.
На правой стороне каньона, в одной из расщелин, огонек горит. Костер кто-то жжет. Дымок с камерами "Ската" повозился, дал увеличение изображение на мониторах — и мне чуть плохо не стало.
Там, возле костра, девчонка сидит. И какая девчонка! Чувствую — башню мне сносит. Хоть девчонка грустная и плакала недавно, но все равно такое лицо... и фигурка — тоже дай бог каждой.
Дымок, хоть и совсем еще малолетка, тоже неровно задышал. До такой степени ему девчонка понравилась, что он только и делает, что глаза от монитора отводит. Типа, даже не замечает... А у самого руки трясутся от волнения, пока он по другим мониторам что-то гоняет.
Не знаю, сколько мы так просидели. Дымок все изображает, что на других мониторах что-то изучает — а сам нет-нет, да на монитор с девчонкой косится. Ну а я только на девчонку смотрю. Влип я, похоже. Тянет меня к девчонке — сил нет. И вообще. Из меня сейчас хоть веревки можно вить, хоть шнурки. Никаких сил нет с собой бороться!
Ладно, делать нечего.
— Ну что, Дымок? — говорю. — Случилось что-то у девушки. Надо узнать, не нужна ли ей помощь.
Косится Дымок на меня как-то странно. Понял, что ли, что рядом со мной ему ничего не светит? Ладно, перебьется... мал еще.
— Подрули к ней, Дымок, — говорю. — Только медленно, чтоб не напугать ненароком.
Поднимает Дымок флаер. Ведет его тихонько в сторону расщелины, а сам все на девчонку косится да по мне глазенками стреляет. Неужели уже ревнует?
— Серж, ты, пожалуйста, осторожнее... — говорит тихо. — Мало ли что...
— Не пугай, Дымок, — говорю. — В скалах не должно быть много зверья.
У нас в качалке тренировались ребята из внешнего периметра. Они много рассказывали, как после войны зверье в джунглях мутировало. Но с этими остряками поди разберись, где правда, где байки, а где просто баки забивают...
Но на всякий случай поправил я станнер за поясом, чтоб удобнее выхватывать. Правда, если ребята не врали, то иголки с химией не против всех мутантов помогают, а некоторых — так и вовсе только раззадоривают. Но тут уж чем богаты. Кроме двух "Коготков" у нас во флаере все равно больше ничего подходящего.
— Я не зверей имею в виду, — Дымок говорит.
И смотрит на меня как-то странно.
Чего это братишка? Намекает, что девчонка может быть подсадной? А вокруг костра затаились пара мужиков с винтовками, и всё это ловушка?
— Чего, Дымок? — говорю. — Опять ай-кью пошаливает? Засада мерещится? Так ты с камерами проверь. Здесь, на сто первом "Скате", много чего должно стоять. Глянь инфракрасными.
— Я уже проверил, Серж, — Дымок говорит. — Засады нет, но... — и замолкает, партизан малолетний.
— Что — но? — спрашиваю, а сам повнимательнее к братишке приглядываюсь.
Неужто Дымок мне специально голову морочит, чтоб у меня на девчонку меньше внимания осталось? Вроде как, стервец малолетний, решил от конкурента избавиться? Распустил я его, ох, распустил...
— Пока мы будем говорить, кто-нибудь может подкрасться, — Дымок говорит и глаза отводит, будто бы смущенно.
Но что-то многовато в его глазенках шаловливых искорок поблескивает...
— Так выстави на "Скате" программу наблюдения! — говорю. — Пусть, если что, сигналит погромче!
— Я уже выставил, Серж, — Дымок говорит. — Но... ты, пожалуйста, все же аккуратнее, потому что...
— Ладно, Дымок! — я его обрываю. Понял уже все. — Кончай баки забивать! Рули к костру лучше.
·· Садимся мы возле костра, прямо перед девчонкой. А она на нас — ноль внимания. Взглядом по флаеру скользнула — и снова в огонь смотрит. Что-то действительно серьезное у нее случилось. Мне ее даже жалко стало.
Нет, вообще-то я не особо чувствительный. Но когда такая девчонка грустит — у меня просто сердце разрывается.
Вылезаем мы из "Ската". Глянул я на девчонку — и все, глаз отвести не могу. Через камеры "Ската", на мониторах — красавица. А вживую — еще лучше. У меня даже язык отнялся.
— Здравствуйте, — Дымок говорит несмело. — Разрешите нам у костра погреться?
— Привет, — она грустно отвечает. — Конечно можно, мальчики.
Мальчики?.. Присмотрелся я к ней внимательнее. Действительно, фигурка у нее сформировавшаяся. Лет двадцать с небольшим. Но мне это без разницы — и не таких клеили. Правда, никогда со мной так не было, чтоб я с первого взгляда почти влюблялся...
А девчонка Дымка разок взглядом смерила, и больше на него не смотрит. Только на меня глядит, даже про костер на время забыла.
Ну, я приободрился. Сообразил, что стою как истукан, сел возле костра, тоже ей глазки строю.
Дымок с ней говорит о чем-то, пыжится изо всех сил. Но девчонка хоть и говорит с ним, а сама всё на меня смотрит. И то ли от костра отсветы у нее в глазах такие, то ли... В общем, я только на нее смотрю, и в разговор особенно не вникаю — не до того.
Так только, в общих чертах улавливаю, что звать ее Евой, а здесь она одна потому, что несчастье у нее. Любимый ее... тут я прослушал, что именно случилось. То ли погиб он, то ли бросил ее... Но, скорее, погиб. Потому как с трудом я себе такого парня представляю, чтобы такую девчонку бросил!
И тут в "Скате" что-то пискнуло. Дымок быстро к флаеру, пощелкал там на пульте, через минуту возвращается — но какой-то подозрительный. Поймал я его за локоток, усадил возле себя.
— Дымок, — шепчу, — что там?
— Кажется, флаер пролетал в нескольких кмах, — шепчет. — Серж, ты осторожнее... — он мне шепчет, а сам всё на Евины коленки смотрит.
И как-то странно смотрит. Больно смело смотрит, глазами не бегает.
Я сразу-то не догадался. Конечно, на гальке голыми коленками сидеть — это на любителя. Но ведь она в горе, вот и не замечает острых камней.
Но чувствую, зудит что-то в голове, словно какая-то заноза — что-то здесь не так! А что именно — сразу не понять.
А Дымок на коленки ее уже насмотрелся.
— Ева, — говорит так вкрадчиво, — а как вы сюда добрались? Где ваш флаер?
И тут до меня дошло. Действительно, как она здесь оказалась? Пешком дойти не могла — туфли на ней с такими шпильками, что носки едва земли касаются. Флаера рядом нет. А привезти ее сюда и бросить одну в таком состоянии... это звери должны быть, а не люди! Но тогда как же она сюда добралась?
А с Евой от вопроса что-то случилось.
Встает она — и как-то странно встает. Такие у нее движения, что у меня рука сама к станнеру потянулась. Вроде бы и все нормально, только пластика у неё — как у накаченного атлета. Но ноги и руки у Евы не мускулистые, даже чуточку худоваты — ну никак не должна она так двигаться!
И это еще что. Под каблуками у нее так скрипит, словно не худенькая девчонка — а тяжелый танк разворачивается!
Дымок тоже вскочил, кричит что-то — только мне уже не до него. Потому что Ева вдруг подобралась — да как прыгнет на меня! Прямо через костер, пять метров в один миг покрыла — пламя с ревом в стороны брызнуло!
Я даже до станнера не успел дотянуться. Только в сторону откатился, а в голове одна мысль: люди так не могут! Еле успел увернуться — спасла меня моя реакция. Другой бы точно не успел ничего сделать.
Ева, красотка психованная, в полете сгруппировалась — и как врежется в гальку, где я только что сидел! Ухнуло не хуже взрыва, а камни в стороны — почище осколков.
Ну, тут уж у меня рефлексы включились. Четыре года на боевых тренажерах, все-таки! Вскочил я на четвереньки, пока Ева не успела перевернуться, и изо всех сил ей по шее врезал. И не ребром ладони, а насмерть — кулаком, во всю силу.
Врезал — и как заору! Я же думал, там шея — а там словно бетонная стена! Пальчики мои только хрустнули, а руку до плеча так дернуло, что от боли не знаю, куда и деться, перед глазами всё в ослепительных искрах утонуло.
·· Секунд через десять перестал я орать и по земле кататься. Дымок из флаера аптечку тащит. Ева лежит рядом с перебитой шеей. И сразу видно, никакая она не девка была. Кожа на шее порвалась, а оттуда кабели разорванные торчат и погнутые стальные пруты в палец толщиной. Вот из-за чего так больно было.
Только Дымок мне обезболивающее вколол — внутри "Ската" взвыло так, словно вот-вот реактор накроется.
— Прости, Серж! — Дымок пищит и быстрее к флаеру.
Глянул на мониторы — и в крик:
— Серж! Серж! Нас окружают! Быстрее внутрь! И андроида тоже!
Наркотик уже подействовал. Боль в руке пропала, а на душе — словно праздник. И рука, и вообще все вокруг сразу стало по... ну, типа, море по колено, даром что правую руку словно через мясорубку пропустили.
Хватаю я андроида лихо — и чуть не падаю. Эта Евочка только с виду хрупкая. А внутри так железом набита, что центнера под три весит, еле от земли ее оторвал. Дотаскиваю кое-как до флаера, забрасываю ее в кресло рядом с Линским.
Только дверь захлопываю — Дымок так стартует, что одни гравы-компенсаторы и спасли. Выскакивает наш "Скат" из расщелины — и вверх, на шести звуках.
Внешние камеры и радар сразу вырубились. На такой скорости воздух вокруг корпуса в плазму превращается, и все электромагнитные детекторы бесполезны. Только по гравидетекторам и можно ориентироваться. А по ним выходит, что три флаера нас в коробочку берут, еще чуть-чуть — и блокируют нас сверху. Потом прижмут к земле, и все...
Но Дымок на штурвал изо всех сил налегает, и преследователи отстают потихоньку — можем и уйти, если повезет!
На шести звуках корпус мигом раскалился. На пульте все мигает и верещит — корпус едва выдерживает. Но Дымок скорости только добавляет. Уж не психанул ли братишка со страху? Хотел я уже у него управление отобрать. Если он и дальше так гнать будет, корпус не выдержит. А когда корпус флаера на такой скорости лопнет, нас с обломков отскребать придется! Встречное давление за пять атмосфер, да еще сколько там тысяч градусов!
Уж лучше сдаться. Сдается мне, это родные ангарские особисты нас выследили. Может, и не будут нас сразу ракетами расстреливать...
Но тут наружные камеры включились, а индикаторы шуметь перестали. Это мы четвертый десяток кмов разменяли, и атмосфера вокруг все реже и реже. А чем реже атмосфера, тем больше предельная скорость, которую корпус может выдержать — плазмы-то вокруг корпуса все меньше становится.
Вместе с камерами и радиопередатчик включился. По стандартным частотам идет вызов в обычной кодировке, и электроника "Ската" автоматически его приняла.
— Эй, щенки малолетние! — хриплый голос из динамиков несется. — Немедленно остановитесь! Иначе открываем огонь!
А мы уже шестой десяток кмов разменяли, и электроника нашего "Ската" преследующие флаеры идентифицировала. Все три — тоже "Скаты", но девяностой модели.
— Жми, Дымок! — кричу. — Жми! В открытом космосе мы от них уйдем! Атмосферы здесь нет, а гравы на нашем "Скате" круче!
Тут и Линский с задних кресел голос подает. Мычит, прямо надрывается. Из-за кляпа ничего не разобрать, но понять его не трудно, тоже советует Дымку поднажать — чего же еще?
А Дымок вдруг сбрасывает скорость.
Совсем. До нуля.
Я так ошалел, что даже управление забыл у него отобрать.
— Ты чего? — только и говорю.
Может, это такое побочное действие у наркотика, только я ни фига не понимаю: зачем Дымок это сделал? Мы же почти ушли от погони! А теперь сами себе приговор подписали. Теперь нас точно либо уничтожат, либо в коробочку возьмут и насильно посадят!
Собрался я отодрать Дымка от штурвала и дальше гнать флаер — вдруг, успеем еще уйти? Но только я к штурвалам дернулся — такое началось...
Внешние камеры снова отрубились, а пульт управления словно с ума сошел — такой гвалт поднялся, что себя не слышно! На индикаторах цветомузыка — похлеще иного стробоскопа, в глазах до головокружения зарябило!
Ракетой нас достало, что ли? Неужели наши особисты решили без долгих расшаркиваний, сразу и насовсем с нами поквитаться?
Только как же они умудрились достать нас ракетой? Не было ракет на радаре, пока тот не вырубился — своими глазами видел! Да и не похоже это на взрыв ракеты. Если бы в наш "Скат" боевая ракета попала — все, не было бы у нас с Дымком уже никаких тревог и переживаний.
А индикаторы все не уймутся. И по ним выходит, корпус флаера за один миг раскалился до пяти тысяч градусов, едва не лопнул. Индикаторы секунд пять мигали и шумели, пока унялись.
— Что это было, Дымок? — наконец выдавливаю.
А Дымок наш флаер уже обратно вниз ведет. Прямо в коробочку к тем трем флаерам, что за нами гнались.
— Спутник с соосной лазерной батареей, — говорит хмуро.
Смотрю я на него тупо — какие еще, на фиг, спутники? Какие, блин, соосные лазерные батареи?! — но братишка только губы поджимает.
— Не успели бы мы вырваться в открытый космос, Серж, — говорит. — Пока эти три флаера подбирались к нам, своими маневрами они привлекли к нам внимание боевых спутников.
Значит, кроме мутировавшего зверья есть еще и какие-то спутники с мощными лазерами? Жизнь налаживается...
— Ну а теперь-то что? — говорю. — Теперь, Дымок, мы точно пропали! Эти флаеры нас в коробочку взяли, и обратно не выпустят! Теперь нам от них никак не уйти!
Что же делать-то?..
И тут братишка такое выдал, что я совсем в осадок выпал.
— А нам, Серж, — говорит спокойненько, — и не нужно.
·· — Губернатор Красноярской зоны Славянской Империи, генерал единых войск его превосходительства принца Даниила Алексеевича, золотоворотничковый Герман Шутемков...
Голос из динамиков, малость запинаясь, всё титулы свои нудно перечисляет. Позади Линский мычит. Но кляп я ему вставил классно, ни словечка не разобрать.
А Дымок на меня как-то странно смотрит. Вдруг взбирается он на кресло с коленками, к Линскому через спинку перегибается.
— Олег Львович, — говорит, — а вам хотелось бы иметь детей?
Линский даже мычать перестал от изумления.
Тогда Дымок ко мне оборачивается.
— Позвольте мне, Сергей Павлович, — говорит торжественно, — представить вам вашего отца.
Ну, все. Точно тронулся братишка!
То, что он мне выкнул, это я еще могу как-то понять — хамит так Дымочек иногда. Но вот про отца... Я даже руку протянул, чтоб ему лоб потрогать. Может, это у него от избытка кислорода жар начался?
Но Дымок уклоняется.
— Да ну тебя, Серж! — фыркает. — Я серьезно, а тебе все шутить бы!
Я сразу-то не понял. Неужели Линский действительно наш отец?..
— Олег Львович, — Дымок говорит Линскому, — вы уж, будьте добры, подыграйте нам.
Тут уж до меня дошло. Никакой нам Линский не отец, конечно. Просто Дымок предлагает разыграть этого золотоворотничкового генерала Шутемкова.
Не пойму только, зачем? Ну да ладно, это потом можно выяснить. Все равно у меня-то вообще никаких идей, что нам теперь делать. А на безрыбье и рак — подводная лодка. Пусть пока Дымок покомандует, раз у него хоть какой-то план есть.
— Привет, папаша! — говорю Линскому. Кляп у него вытаскиваю. — Развязать тебя, что ли?
А генерал со своими титулами уже разобрался, к делу перешел.
— А теперь, щенки, — рычит, — приказываю вам немедленно передать управление вашим флаером моему бортовому компьютеру!
Но Дымок только ухмыляется и гарнитуру напяливает.
— Господин генерал! — говорит в микрофон нагло. — Боюсь, мы не передадим управление флаером на ваш комп. Более того, обращаю ваше внимание на недопустимость подобных действий. Ваше неадекватное поведение грозит дипломатическим скандалом с самыми серьезными последствиями для вашей губернии и Славянской Империи вообще.
— Че? — из динамиков тупо раздается.
И минуты полторы больше ни звука. Видно, попался Дымку генерал дипломатически неподкованный.
— Дымок, ты нормально соображаешь? — я шепчу. — Они же нас уничтожить могут!
Тут и Линский ожил:
— Господа! — говорит нервно. — Надеюсь, вы понимаете, что делаете? Дело в том, что господин Шутемков — генерал только по стандартам Славянской Империи, а...
— Да знаем мы, Олег Львович, — Дымок от него отмахивается и ко мне оборачивается. — Если бы эти славяне хотели просто уничтожить нас, то уже уничтожили бы. Но они хотят вернуть своего андроида. А ещё им нужен наш флаер.
Ага... Получается, костер и прелестный андроид — вовсе не случайность была? Вот о чем Дымок меня предупреждал.
— Господа военные, генерал Шутемков! — говорит Дымок в микрофон. — Предлагаю уладить данное недоразумение без взаимных претензий. В качестве жеста доброй воли мы безвозмездно отдаем вам остатки вашего андроида.
— А... а вы кто? — из динамиков несется неуверенно.
— Я сын президента Ангарска, со мной мой старший брат и отец.
— Какого-какого президента? — генерал переспрашивает подозрительно.
— Новоизбранного президента Ангарска, господина Линского Олега Львовича, — Дымок чеканит.
— Ах да, у вас же выборы должны были быть... — генерал бормочет задумчиво. — А что со старым? — вдруг спохватывается.
Линский как про старого президента услышал, сразу Дымку гримасы строит — что-то объяснить срочно хочет. Но Дымок только морщится и отмахивается.
— Вы его в следующей партии товара увидите, господин генерал, — говорит в микрофон спокойненько. — Сами и спросите.
Тут все, кроме Дымка, зависли — и генерал, и я, и даже Линский.
Генерал от слов Дымка завис — не приспособлены его войсковые мозги к быстрой обработке нестандартных прерываний. Я — вообще уже что-то понимать перестал. А Линский не ожидал, что Дымок ещё что-то понимает.
— Так договор в силе остается? — генерал наконец говорит очумело.
— Ждем вас, господин генерал, возле костра, — Дымок в микрофон ухмыляется.
Руки на штурвал кладет — и вниз стартует, пижон малолетний! Как ни в чем не бывало! Будто не гнался только что этот генерал за нами на трех боевых флаерах!
3. Воротнички верности.
Пока мы вниз спускались, успел я Дымка малость попытать. Оказывается, наш Ангарск далеко не единственный крупный город на Земле, и даже не самый цивилизованный. Я об этом раньше как-то не задумывался. Готовился себе помаленьку на офицера внешнего периметра, и голову всякими глупостями не забивал — на фига оно надо? Есть цивилизованная жизнь на поверхности, нету жизни на поверхности... меня-то это каким боком?
А теперь вот припекло. Хотел подробнее расспросить, что да как — но не успел. Сели мы уже, не до разговоров стало.
Приземлились там же, откуда взлетали, возле догорающего костра. Рядом три их славянских флаера плюхаются. Глянул я на эти чудеса техники — и своим глазам не поверил. Все три флаера обшарпанные и побитые до неприличия. Если они и внутри такие, то я бы на таких флаерах летать не рискнул. Как же славянские генералы на них летают?
И тут я самих славян увидел.
— Дымок, — шепчу очумело, — ты уверен, что это военные под командованием генерала, а не бандиты, дорвавшиеся до боевых флаеров?
— К сожалению, Серж, одно другого не исключает, — Дымок говорит.
Плохо это, конечно, что мы к бандитам в руки попали. Но не совсем. Раз Дымок философствует, значит, нормально ситуацию оценивает — в смысле, могло быть и хуже.
А военные эти откровенно на бандитов смахивают. Косухи из плохо выделанной кожи, сапожки узкие со стальными носками, а на шеях — вообще цветные ожерелья в два пальца толщиной, словно дорогие ошейники.
Высыпали славяне из своих девяностых "Скатов", человек десять, станнеры выхватывают — и к нам. Хорошенькое начало мирных переговоров...
— Где наш андроид? — орут. — Что вы с нашей девочкой сделали?
Да ничего такого мы с ней не сделали. Протискиваюсь я на задние сиденья, открываю дверцу и выталкиваю их Евочку трехцентнеровую наружу. Ухнула она на гальку, словно бетонная плита — только каменная крошка в стороны брызнула.
Выходит вперед один славянин, с позолоченным ошейником и звездастыми погонами, прямо на косуху прикрученными. Это и есть их золотоворотничковый генерал Шутемков, что ли? Склоняется он над Евочкой, на перебитую шею глянул — и словно осунулся.
— Эй вы, нейтральные, так вас и так! — от души говорит. — Что вы с моей девочкой сделали, чтоб вас туда и вот оттуда?!
Еще лучше...
Славяне-то все свои станнеры на нас нацеливают — и еще не известно, какая в их иглах начинка. Сдается мне, что боевая. Ох, и влипли мы!
Кошусь на братишку — что дальше-то? Но Дымок пока не дергается. А пора бы! Ребята генерала уже с предохранителя свои станнеры снимают.
Но генерал к андроиду присмотрелся, погнутые стальные пруты пальцем поколупал — и вроде, полегчало ему.
— Черт с вами, нейтральные, — говорит хмуро. — Слава императору, ничего серьезного, только кабели порвались да стержни погнулись. Одного не пойму. Чем вы ее так отделали?
Показываю я ему свою руку. Наркотик боль притупил, но без слез смотреть на свою руку не могу — жалко! От пальцев до запястья ее словно через мясорубку пропустили...
— Эй! — генерал на меня орет. — Кончай мне свою руку совать, мундир испачкаешь! Я спрашиваю, чем вы ее так?
— Не ори, генерал, — говорю. — Я тебе показываю, чем.
Уставился он на меня, как рак на котелок с кипятком.
— Кончай прикалываться, паря! — говорит. — Не мог ты ее так рукой. У нее же стержни несущие в палец! Из сверхпрочной стали!
— Мне чего, — говорю, — повторить?
Сбавил генерал обороты.
— Допустим, — говорит спокойнее, даже улыбаться пытается. — Но как ты к ней подкрался? У нее же реакция в полтора раза лечше стандартной человеческой!
Вот значит как. Прав был Дымок, действительно ловушка это была. А Евочка должна была нас прибить, чтобы наш "Скат" генералу достался. И если бы не моя реакция, лучшая во всем Ангарске...
А ведь это генерал эту ловушку устроил! Так чего же я перед ним еще и оправдываюсь?!
— Запала она на меня, генерал, — говорю зло. — А я ей попользовался, да и того... чтоб она от несчастной любви не мучилась.
Уставился генерал на меня ошалело. Потом смекнул, что шучу я.
·· Ходят славяне над своим вырубленным андроидом, ржут да языками цокают. Генерал вокруг нашего новенького "Ската" крутится, и даже по обводам его легонько пинает от избытка зависти — разве что слюни не пускает.
Линский тут же среагировал и нас с Дымком в сторону оттаскивает.
— Господа! — говорит тревожно. — Пока ваш блеф удался, но в любой момент генерал может связаться с Ангарском и узнать, что у власти по-прежнему старый президент...
Говорит, а сам все ко мне обращается, как к старшему. Мне даже смешно стало.
Нет, ситуация-то хуже некуда. Та еще ситуевина, если честно — но ведь в самом деле смешно!
— Папаша! — я его обрываю. — Ты к Дымку лучше обращайся, это он у нас за отчетность отвечает.
Оглядел нас Линский по очереди, внимательно так, и на Дымка переключился.
— Дмитрий Павлович, — говорит уважительно — это Дымку-то! — Позвольте узнать, что вы...
Но Дымок только губы поджимает.
— Олег Львович, мы же с вами договорились: Олеговичи мы! — говорит обиженно. — А насчет старого президента я все помню. Не волнуйтесь, мы с Сержем что-нибудь придумаем.
А к нам уже славянский генерал спешит.
— Слушай, господин президент! — Линского по плечу хлопает. — У вас в Ангарске новеньких сто первых "Скатов" — пруд пруди. А у нас новые только девяностые бывают. Может, продашь мне своего пластинчато-жаберного?
Все, думаю, плакал наш "Скатик". Не сможет Линский с таким парнем спорить.
Но рановато я на нашего президента рукой махнул. Линский под стать Дымку оказался, не зря братишка его из города забрал.
— Видите ли, господин генерал... — говорит наш свежеиспеченный папаша со смущенной улыбочкой. — Этот флаер я подарил моему сынишке Диме. |