ЦЕНЗОР II: СЕЙВА НЕ БУДЕТ — 3/3

Иван Тропов
ЦЕНЗОР II: СЕЙВА НЕ БУДЕТ
ГЛАВНАЯ 
0 1 2 3    


— Нет. Конечно же, не буду.
— Хм...
Кажется, я его заинтриговал.
Шаг вперед. И еще один. И еще...
— Но... Константин Сергеич, мне все же придется попросить вас остановиться. Как минимум! — голос Стаса стал жестче.
Я не возражал. Остановился.
Наркотики действовали все сильнее. Я уже не чувствовал холода, вообще не чувствовал своей кожи. Тело — ватная кукла, с трудом поддающаяся на попытки двигаться.
— Константин Сергеич, боюсь, мне придется продырявить вашу аватарку... Если вы не против, сделайте ровно два шага вперед. Так у нас будет на лембедку больше. Со своей стороны обещаю, что даже если вы на фул-контакте, ничего не почувствуете. Винторезка высший класс. Пробью вашу аватарку точно в глаз, даже шкурки не попорчу.
Если бы это была аватарка, я бы, может быть, еще и подумал.
К сожалению, это была не аватарка.
Поэтому никаких двух шагов вперед я, конечно же, не сделал. Вместо этого я медленно — очень медленно — сунул руку в карман и достал увесистый, скользкий от смазки стальной коробок.
— Может быть, это продлит минуты моей несчастной аватарки?
Медленно поднял руку с коробком. Повыше. Удерживая его кончиками двух пальцев, выставляя на обозрение. Пусть хорошенько рассмотрит.
— А... — начал Стас, но так и не договорил.
Видно, не мог поверить, что я несу ему это.
Я повернул коробок боком, чтобы в разрезе обоймы показался латунный бочок верхнего патрона.
— Настоящие... — только и пробормотал Стас.
— Недосмотр, Стасик, — почти ласково сказал я. — Должен был забрать у того снайпера запасную обойму. Как же так? И это называется — профессиональная работа? Ай-яй-яй...
— Но... Но я же его обыскал... Не было у него, вроде...
— Вылетела. Надо было внимательно слушать, не упало ли что. И осмотреть место вокруг.
— Но... Черт! — Стас в темноте усмехался. — Отлетела... Специально сделали, чтобы отлетела? Но совсем недалеко... Ч-черт...
Я слушал очень внимательно.
Чего в его голосе больше? Подозрительности — или чувства вины?
Поверил?..
Начинает оправдываться?
— Всего-то на пять метров и отлетела, — сказал я и потихоньку шагнул вперед. — Ай-яй-яй.
Стас раздраженно фыркнул.
А я сделал еще один шаг. И еще...
До крыльца уже каких-то пара шагов. Темный проем посреди стены, ярко освещенной прожектором.
Я шагнул на порог — и тут же...

15
— Стойте! — резко бросил Стас.
Я остановился. А он, словно извиняясь, заговорил мягче:
— Стойте, Константин Сергеевич... Положите обойму на пол.
Я наклонился, и еще чуть-чуть сдвинулся вперед. Положил обойму.
Прожектор снаружи наконец-то потух. Отсветы оттуда перестали слепить, и я смог оглядеться.
Свет свечей в уголке. Отблески на стенах, тусклое свечение образов... и ствол винтовки. Куда ближе, и снова смотрит мне прямо в живот.
— Теперь пасуйте мне, — распорядился Стас.
Я тихонько пнул магазин, чтобы он заскользил к его ногам. Сам оглядывался по сторонам.
Мальчишка на стене, словно распятый на веревках... Увидев меня, замычал, дернулся. Глаза — дикие, почти и не человеческие уже...
— А это сдача.
Стас пнул что-то мне навстречу. С тихим звяканьем это заскользило ко мне. Распалось на части.
Две пары наручников. У охранников вира-клуба были?
— Сначала на ноги... — командовал Стас. — Вот так, да... Теперь на руки...
Усмехаясь, я подчинился. Да и как тут без усмешки? Когда сам пришел, а теперь сам себя заковываешь в наручники... отдаваясь на милость цензора.
Цензора, который уверен, что это игра.
Впрочем, на это и вся надежда...
Стас очень внимательно смотрел на меня, но я честно сковал себя по лодыжкам. Потом по запястьям.
— А теперь садитесь.
Я сел на пол, по-турецки скрестив ноги. Поглядел на Стас. Усмехнулся.
— Вы тоже присаживайтесь, Стас...
Как можно спокойнее. Словно это не я в часовне, ночью, в наручниках, полностью в его власти, — а это он жмется на краешке стула в моем кабинете.
Он внимательно вглядывался в меня.
— Значит, все-таки проверка. На главу филиала... Я сразу понял. Уж слишком тут все специально. И локализация под обстановку реального клуба, и сейвиться невозможно, и менты больно умные. Окружили так, что в темноте и не вырваться... В реальности таких совпадений не бывает.
Я промолчал.
— Значит, проверка на главу филиала... — продолжал допрос Стас. — Андрей ее уже проходил?
Я неопределенно качнул головой.
Стас нахмурился, потом усмехнулся.
— Та-а-ак... И сколько он набрал, тоже не скажете?
Я лишь улыбнулся.
— Неужели больше моего?
Я опять ответил хитрой улыбкой: знаю, да не скажу.
— Значит, самое интересное только начинается?.. Вот для этого-то вы сюда и пришли, Константин Сергеич? Чтобы лично, так сказать...
— Обойму принес, — с невозмутимым видом отозвался я.
Стас скептически усмехнулся:
— Обойма, конечно, хорошо, но лишние шесть патронов не спасут отца русской цензуры. Даже если они решать штурмовать еще раз, и я буду укладывать их чисто, по пуле на душу... С такого расстояния, да вооруженных профи... По две лембеды на душу. До пятисот лембед не дотянуть, даже если потом у меня будет время сделать из этой части антуража — набор полуфабрикатов...
Он покосился на мальчишку и вдруг неуловимым движением извлек из-за спины широкий нож. Боевой: с гардой, с дыркой для пальца в плоской стальной рукоятке. Несколько раз перекинул нож в разных хватах. Быстро-быстро, быстрее, чем улавливал глаз, в свете свечей лезвие расплылось в полупрозрачный комок из острых кромок.
Мальчишка замычал и дернулся, но веревки крепко держали его.
— Уймись, ботик, — поморщился Стас. — Достали на жалость давить... — Снова посмотрел на меня. — И этот малолетний ботик, и восемь патронов к винторезке, даже при самом благоприятном раскладе — все равно до пятисот лабэ не дотянуть...
Я пожал плечами:
— Но все-таки хочется посмотреть, что бы вы смогли сделать, если бы заметили обойму...
И я сделал вид — будто ну совсем невинная девочка, совершенно случайно мимо проходила.
Ну давай, Стас! Давай!
Зацепись, что здесь что-то не так! Не будет же начальник просто так из себя дурочку строить?.. Ну же!!!
— Не-ет, Константин Сергеич, — Стас хитренько улыбнулся, покачал головой. — Нет. Это Вы другим можете рассказывать, что принесли обойму... Обойму можно было и с аватаркой Андрюхи передать, если бы дело было только в этом... Не так ли?
Он хитро глядел на меня — подозревая в какой-то хитрой шутке. Будто бы я хотел его запутать этой обоймой...
— Ну да, конечно, — сам себе покивал Стас. — Не в пулях дело. Ваша аватарка, уж простите, Константин Сергеич — и то больше лабэ принесет, чем эти шесть патронов... Значит, не просто так Вы здесь... А для того — чтобы наблюдать... Наблюдать, как я буду искать какое-то другое решение...
Он выжидающе поглядел на меня, но я молчал.
— Значит, — медленнее заговорил Стас, — хотите проверить меня, как я найду оптимальное решение... И должен быть какой-то шанс, который я должен заметить и воспользоваться...
— Тепло, — сказал я.
— Ага! Значит, все-таки у меня еще остался способ набрать пятьсот лембед! Несмотря на то, что боты ментов здесь классные, и отсюда мне не вырваться. Никакого штурма не будет, конечно. Они из огнеметов расстреляют издали...
— Тепло.
— Но здесь, хотя бы, честная задачка? Все, что мне необходимо для решения — не спрятано? Никаких подземных ходов, оставшихся со времен Ивана Грозного, никаких тайников и прочего пиксельхантинга?
— Обижаете, Стасик... — я нахмурился. — Все, что вам нужно, у вас перед глазами. Надо лишь сложить все воедино. А все нужное — у вас прямо перед глазами...
И я скромно потупился. Себе на грудь. На рисунок, всего пятнадцать минут назад нанесенный на футболку. Как бы невзначай расправил ее, чтобы рисунок стал яснее...
— Перед глазами... — Он буравил меня взглядом, словно старался понять по выражению моего лица, в правильном ли направлении движется его мысль. Продолжил размышлять вслух: — Несколько лембед все равно не хватает... Мальчик, ваша тушка... Почти пятьсот... Еще бы одного человека... Хватило бы даже вооруженного! Если бы только не просто его убить, а сначала со вкусом распотрошить...
Он вздохнул.
— Только они ведь, — Стас махнул рукой в сторону окна, — не дадутся... Боты качественно сработаны, под настоящих профи... Это не маленький ботик, призванный давить на жалость...
Стас поглядел на мальчишку.
Мальчишка на стене закрыл глаза, словно хоть так хотел спрятаться от взгляда Стаса. По лицу мальчишки струился пот, сам он мелко-мелко дрожал. Снова открыл глаза, поглядел на меня — но я не уверен, понимает ли он хоть что-то из того, что творится вокруг него. Глаза у него были совершенно дикие.
— Все нужное — у вас перед глазами, — повторил я, будто бы невзначай. — Надо лишь заметить...
Стас уставился на меня, поморгал.
Пытаясь сообразить, с какого места мне не понравились его размышления. Где он свернул не туда. Попытался вернуться чуть назад:
— Хватило бы даже вооруженного человека, — осторожно заговорил он, словно пробовал почву. — Если бы только был шанс убить его не сразу, а...
Он осекся.
Глядя на мою футболку.
Медленно перевел взгляд на меня, и снова на мою футболку. На рисунок.
Распятие, обрамленное в слова. Над распятием: "самых любимых". Под ним: "суровее всего".
"Проверяй" пропущено, в стиле старославянской речи. Но Стас не дурак. Должен догадаться, какое словно подразумевается.
— А... — начал он, но не договорил.
Лишь глядел на меня. И теперь в его взгляде появилась настоящая неуверенность...
— Так церковь — не случайно...
Я тоже смотрел прямо на него. Глаза в глаза. Чуть кивнул.
— Некоторых жертв потребовать от обычного цензора я не в силах, Стас. Но тот, кто претендует на высшее руководство в Агентстве — должен помнить, ради чего все это. Это не колбасный склад. Здесь нужна преданность делу. Настоящая. Такой человек должен быть готов к самопожертвованию.
— Но... Но у меня же — фул-контакт...
На миг Стас превратился в того неуверенного щенка, каким был годы — и вечность! — тому назад, когда отказался резать игрового бота-девчонку, на миг решив, что это слишком уж похоже на реал...
— Я знаю, Стас. Но прежде, чем вы обретете право устраивать другим жестокие проверки... Чтобы требовать от других быть готовыми жертвовать ради дела — сначала ты должен доказать, что готов жертвовать сам...
И я грустно усмехнулся.
Уже не для Стаса. Уже не напоказ...
Стас вздохнул.
И вдруг — тряхнул головой. Его лицо окаменело.
— Ну, что ж... — Он улыбнулся, и от этой улыбки у меня мурашки по спине пошли. — Мальчик, один мужчина невооруженный, и один мужчина вооруженный... Если на полную катушку, то до пятисот лабэ должно хватить... Не так ли?
Он посмотрел на меня. Положил винтовку на пол, и в его руку снова скользнул нож — закрутился между ловкими пальцами, словно живой.
Стас двинулся ко мне...
— Мы ничего не забыли? — холодно спросил я.
Стас нахмурился, потом понял. Быстро глянул по сторонам — виден ли он сейчас сквозь окна. Шагнул в сторону, чтобы стать невидимым для снайперов, держащих окна на прицеле. Смотал с руки конец винтовки, пригнулся, и под окном, по стеночке скользнул к мальчишке.
Парень неотрывно глядел на нож в его руке, зачарованный отражением свечей... Дернулся прочь, замычал, но Стас даже не обратил внимания. Сдернул с его лица кусок скотча, державший гранату. Перерезал веревку, бегущую от кольца к люстре, и положил гранату на пол.
И медленно пошел на меня, поигрывая ножом.
Чуть улыбаясь...
— Прошу прощения, Константин Сергеич, но аватарку вашу придется попортить... Надеюсь, у вас не фул-контакт?..
Я глядел на его улыбочку, и почему-то мне показалось, что надеется он на прямо противоположное.
— К делу, Стас, — сказал я.
Он был уже в шаге от меня.
Опустился передо мной на колени, поигрывая ножом.
То ли наслаждался моментом — не каждый день приходится потрошить своего начальника! За все те разы, когда сидел в моем кабинете на краешке стула, затаив дыхание, боясь лишний раз поднять на меня глаза, а сердчишко стучало у самого горла, как у загнанной в угол мышки...
А может быть, оттягивал то, что должен был сделать потом...
Движение было быстрое, я пропустил, как он ударил меня. Лишь почувствовал удар в бок — и чертовски неприятное ощущение, словно мой бок треснул, как кусок подтаявшего фарша.
К счастью, наркотики уже действовали вовсю. Лишь тупой удар в бок. А через миг — накатила слабость. Это упало кровяное давление...
И тут нож пошел вбок. Рассекая кожу, мышцы, то, что глубже... Рассек живот от бока до бока. Моя футболка стала черной от крови — а под ней открылся зев. Огромный рот с плоскими губами. Разошелся вверх и вниз — и оттуда, словно клубок змей, полезли потроха... наружу... прямо мне на колени...
Я смотрел на этот клубок, вываливающийся мне на колени... мои потроха... и это не аватара...
Стас вырвал из меня нож, замахнулся для нового удара...
— Мы так и будем играть в детский сад?
Я сам поразился, как уверенно и холодно прозвучал мой голос. Будто не я это говорил, а какой-то самоуверенный тип, сидящий не здесь, с собственными потрохами на коленях, — а далеко-далеко, в совсем другом мире.
Стасик, — почти нежно проговорил я. — Вы думаете, у меня так много свободного времени?..
Он вздрогнул от этого приторно нежного "Стасик", как от ледяного душа. Отпрянул от меня.
Уже не улыбался. Глядел на меня — почти испуганно.
Потом вздохнул, кивнул — и выбросил руку с ножом мне в голову.
Жик-жик-жик-жик!
Нож чиркал по моему лбу, рассекая кожу — а я даже не успел зажмуриться, так быстра была его рука.
А потом зажмуриваться было уже поздно. Стас поднялся с колен и шагнул прочь от меня, к мальчишке.
Я чувствовал, как кровь хлещет из распоротого живота. На бедра будто лилась горячая вода.
Я чуть поднял скованные руки. Не чувствуя пальцами ничего — слава богу, что наркотик так хорошо действовал! — взялся за свои потроха, похожие на клубок мокрых змей. Толкнул их обратно, чтобы не вывалились совсем. Попытался свести края разреза.
А когда поднял глаза — Стас был уже у мальчишки. Замахнулся, целя в живот — проделать то же самое, что и со мной...
Слабость была все сильнее, я проваливался в сон, в холод... Но все-таки смог позвать:
— У меня нет лишнего времени, Стасик... Не будем формалистами. Я и так потратил уйму времени на эту проверку...
Я не видел его лица, только спину. Стас сжался, будто ему врезали по затылку.
А потом — дернул рукой выше, и нож засверкал над лицом мальчишки, карябая его лоб.
Жик-жик-жик-жик!
Мальчишка под кляпом взвыл, со лба потекла кровь. Я понял, что было на моем лбу. Что-то вроде размашистого "зет", каким закрывают незаполненные места в бумагах. Когда всем и без того ясно, что здесь должно быть.
Мог бы сделать все, что угодно, да неохота тратить мое и ваше время...
— Пора перейти к главной части решения, — сказал я, чувствуя вкус крови во рту. Все-таки зацепил он мне легкие...
Только бы полковник выдержал, и не испортил все в последний момент!
Только бы полковник не сорвался... Только не сейчас...
— И вот здесь-то, — жестко сказал я, — можно с чувством, с толком, с расстановкой.
Стас медленно обернулся. Ухмыльнулся — попытался. Вышла лишь беспомощная улыбка обреченного.
Мне на глаза полилась кровь, струившаяся из распоротого лба. Все вокруг подернулось, расплылось... И кровь все хлестал из живота. Тело стало тяжелое-тяжелое, голова клонилась на грудь, веки опускались...
Но я заставил себя держать взгляд Стаса. Чуть кивнул, отвечая на невысказанный вопрос:
— Да-да, Стас. Иногда мелочи решают все...
Его улыбка обреченного — вдруг переплавилась в нечто отчаянно удалое. Он хмыкнул. Лихо крутанул ножом в руке. Громко сказал:
— В конце концов, все когда-то надо попробовать, верно?
Не знаю, для кого больше. Для меня — или для себя...
— Что ж, в следующий раз трижды подумаю, стоит ли ставить боль на фул-контакт...
Он опустился на колени, положил нож перед собой. Отер руки о штаны. Задышал быстро и шумно, словно собирался надолго нырнуть под воду.
Стиснул кулаки, сглотнул — и вдруг резким движением засадил указательный палец себе в правый глаз. Застонал от боли, но упрямо колупал пальцем в глазнице, давя там, выковыривая, подцепляя...
Рычал от боли, но рвал. Глазное яблоко наконец-то выскочило — уже лопнувшее, сочащееся мутной жижей. Повисло на связке сосудов и нервов...
Стас поднял вторую руку, и воткнул пальцы в левый глаз. И рвал там, выкручивал...
Уже не воя — уже орал в полный голос. Звуки бились о низкий потолок, о стены, заполнив тесную избушку. Он орал изо всех сил, уже не пытаясь сдерживаться...
Но не останавливался. Нащупал окровавленными руками нож, обмотал его рукоятку в край пиджака, чтобы не скользила. Лезвием к себе. И — пырнул себя в грудь. Несильно, но тут же потащил нож в сторону. Длинно, от плеча до живота. И еще раз, и еще, и еще...
Воя все громче, все безумнее — и все чаще и глубже бил себя ножом. По груди, по рукам, по лицу, по шее...
А я боролся с тяжестью, утягивавшей меня в холод и сон. Закрыть глаза — это так легко...
— Молодец, Стас, — пробормотал я из последних сил.
Или мне показалось, что проговорил? А губы лишь едва дрогнула?
— Молодец, Стас! — попытался крикнуть я.
Не для Стаса — едва ли он меня слышал, а даже если бы и услышал, едва ли бы понял. Для крошечного микрофона, пришпиленного с внутренней стороны футболки.
— Молодец, Стас!!!
Его вой метался по крошечной избушке, сверкали безумные глаза мальчишки на залитом кровью лице — застывшим взглядом он глядел на то, что Стас делал с собой... А я сидел на коленях, схватившись руками за края живота, откуда пытался вывалиться скользкий клубок, и старался не двигаться.
Ну где же ты, полковник! Где же ты!
Кодовое слово сказано. Теперь можно! Теперь нужно! Где же ты!!!
Кажется, снаружи зарычал мегафон, выкрикивая какую-то команду, но что — не разобрать. Стас выл — и рубил себя. Выл — и рубил...
Наконец-то его крик стал тише, движения медленнее, медленнее, медленнее...
Он скорчился на полу, уткнувшись головой в колени. Под ним расплывалась лужа крови, черная в скудном свете свечей. И весь он был в крови. Истерзанный ломоть мяса, у которого не осталось даже глаз.
Совсем затих, завалился на бок. Но еще дышал. Кровь пенилась у него на губах:
— Больно... Как больно... Господи, когда же это кончится... Где меню?.. Почему нет меню?.. Дьявол, как больно... Когда же меня выкинет в меню...

16
Я падал в сон, полный холода и льда...
И тут с грохотом вылетело окно.
Кто-то в тяжелом бронежилете рыбкой влетел внутрь часовни. Плюхнулся на пол, перекатился в сторону, вскочил на колено — уже выставив руку с короткоствольным автоматом, готовый стрелять...
Но стрелять было не в кого. Все уже было сделано.
Кто-то влетел в другое окно, и сразу двое вбежали в дверь.
Часовню наполнили крики, топот, запрыгали лучи фонарей, потом прямо в окно ударил свет прожекторов, ослепляя...
— Мальчишка целый. Совсем, — чей-то голос. — Так, лоб малость покарябали...
И чьи-то руки схватили меня, поднимая.
— О, господи! У него живот...
— Вон он, цензор! — голос чуть в стороне. Там, где был Стас. — Быстрее капельницы, он еще дышит! Быстрее сюда!
Я почти потерял сознание, но из последних сил цеплялся за реальность.
Еще не все кончено. Есть кое-что, что я должен сделать. Обязательно должен сделать...
— Эй! — позвал я расплывчатое лицо надо мной.
Попытался. Голос меня не слушался. Вышел сиплый выдох.
— Эй! — крикнул я.
— Он что-то пытается сказать...
— Кто?.. Он?.. Да что он...
— Эй!!!
На этот раз, кажется, я в самом деле смог выдавить какой-то звук. Лицо склонилось совсем близко.
— Не надо... — выговорил я из последних сил. — Оставьте его... Не трогайте... Дайте ему умереть. Он заслужил не знать, что он сделал.


ЦЕНЗОР II: СЕЙВА НЕ БУДЕТ
Иван Тропов
0 1 2 3    
ГЛАВНАЯ